В Челябинске завершились гастроли нижегородского «Zоопарка»

Лев Харламов не видит никакой трагедии в том, что у «Zоопарка» нет ни дома, ни денег.

В Челябинске завершились гастроли нижегородского «Zоопарка», весьма заметного в когорте российских негосударственных театров. У зрителей была возможность посмотреть душевыматывающую драму Олби «Что случилось в зоопарке?», трогательный постмодернисткий спектакль «Татарин маленький», интереснейшую версию культовой для советской интеллигенции книги «Москва-Петушки», песенно-игровой «Клаксон и Ластик» для детей и родителей.

Завершились гастроли спектаклем «ФAK’S» по пьесе Патрика Марбера «Closer». По ней же снят американский фильм «Близость», но если на стороне Голливуда - красота, то «Zooпарк» берет искренностью.

Во всех спектаклях есть два главных (а часто и единственных) персонажа: Олег Шапков и Лев Харламов. Последний - наш земляк, не прерывающий связь с Челябинском, в котором родился и вырос. Харламов - не только острохарактерный актер, но и диджей, поэт, преподаватель (читает курс по истории радио в двух нижегородских школах тележурналистики), коллекционер (более 500 статуэток котов, три персональные выставки). А еще Лев Юрьевич - прекрасный рассказчик, чем я и воспользовалась.

- Как возник театр «Zooпарк»?

- С Олегом Шапковым мы оказались на одном курсе нижегородского театрального училища. В 1993 году нашли пьесу Олби «Что случилось в зоопарке?» и захотели ее поставить. Начав репетировать, неожиданно поняли, что мы слишком молоды - даже не внешне, а внутренне. Умом понимаем, а ощутить не можем. Потом наши с Олегом биографии расходились и снова сходились, но мы каждый год встречались и вспоминали: есть пьеса, которую мы хотели бы сыграть вдвоем. Мы сделали спектакль через 11 лет. Ни о каком театре не было не то что речи, но даже помысла. Присуждение гран-при на «Камерате - 2004» стало для нас полной неожиданностью. Когда вручали диплом, нас спросили: «Как написать - кому?» Мы задумались: «Ну, напишите, театру… Зоопарк».

Так что наше рождение произошло на челябинском театральном фестивале. И в тот момент, когда мы поняли, что превращаемся в маленький частный театр, к нам в гримерку пришел бизнесмен, политик, спросил, сколько стоит «Что случилось в зоопарке?». А мы свой первый спектакль поставили в кредит, деньги отдавали потом семь лет. Этот бизнесмен продолжает: «Если я дам денег в два раза больше, спектакль будет в два раза лучше?» И мы с Олегом Шапковым, не думая ни секунды, ответили: «Да». Сейчас у нас в репертуаре пять взрослых спектаклей и один детский.

- С репертуаром понятно. А остальные атрибуты театра - помещение, зарплаты?

- Мы абсолютно бездомный театр. В Нижнем Новгороде играем в ТЮЗе, Доме Актера, редко - в ночных клубах. Снимаем крошечное помещение под офис, склад для хранения декораций нам любезно и тайно предоставил ТЮЗ.

Говорить, что мы нижегородский театр, можно очень условно, поскольку часто ездим по фестивалям и гастролируем. Единственное, что у нас никак не получается - заработать денег на новую постановку. Нам нередко предлагают: «Я могу дать 10 000». Но для бюджета спектакля это ничто.

Был момент, когда мой челябинский товарищ Евгений Минченко, который сейчас возглавляет Международный институт политической экспертизы, пришел на наш спектакль «Что случилось в зоопарке?» в Москве. Потом мы с ним пошли в кафе. Я говорю: «Надо начать шить костюмы, а тканей нет». И Женя, который к театру не имеет никакого отношения, говорит: «А можно я оплачу покупку тканей и пошив костюмов?» Такие случаи для нас нередки. Над спектаклем «До завтра» все работали бесплатно. Столяры, плотники, художники по костюмам и так далее. Когда от гонорара отказываются творческие люди, это как-то можно понять. Но если это человек с пульверизатором в руках…

- Вернемся к истокам. Когда вы уехали из Челябинска?

- В 1988 году, мне было 16 лет. Я занимался во Дворце пионеров имени Крупской в театральной студии «Радуга». Мы не столько выпускали спектакли (это вообще не было важно), сколько занимались этюдами. То же самое делают на первых курсах в театральных институтах. То есть фактически наша руководитель Ангелина Васильевна Гроссман - она сейчас живет в Израиле - готовила к поступлению. Многие мои старшие товарищи по «Радуге» ехали, не поступали, возвращались и продолжали ходить в студию, работая в это же время монтировщиками в театре кукол, например. Мне было 16, а им 22-25 лет. Поступать всегда ездили компанией. Мы поехали в Питер и в тот год в Питер не поступил никто - там было 185 человек на место. Мне не удалось правильно спеть, абсолютно случайно поехал в Горький (там еще были экзамены) и поступил отделение актера театра кукол.

- Почему в юности вы хотели стать кукольником?

- Я вырос на театре Вольховского. Он сформировал меня как театрального зрителя и во многом как человека. Это главное эстетическое впечатление в течение всего моего детско-подросткового периода.

- На вашей страничке «вконтакте» перечислены работы, из которых можно составить отдельную статью. Тут и ЖЭК, и Главпочтамт.

- Эти странные работы - из Челябинска. Я действительно подметал два двора на улице Энгельса. Будучи студентом, приезжал к маме на трехмесячные каникулы, устраивался в ЖЭК, меня спрашивали подозрительно: «Вы что, хотите устроиться на постоянную работу дворником?» (Тем, кто устраивался на временную работу, платили меньше). «Конечно, - отвечаю, - мечтал всю жизнь». Через три месяца прихожу: «Я увольняюсь, потому что еду учиться». Меня спрашивают: «На какой курс?» «На третий», - отвечаю. Тут все понимали, что я их нагло обманул. Но это было глупостью - делать работу и получать за нее меньше. Потом снова приезжал на каникулы - устраивался почтальоном на Главпочтамт. С деньгами мне никто не помогал, а у нижегородского театрального училища удивительная особенность: у него нет общежития.

Как говорит директор нашего училища (ей уже перевалило за 80): «Если вы действительно хотите получить актерскую профессию, то вы найдете способ, где жить и как себя обеспечить».

- Как начался ваш роман с радио?

- Первая моя серьезная работа на радио произошла в Челябинске, и тоже в каникулы. Тут было радио «Новая волна-2» в кинотеатре «Урал». Меня позвали поучаствовать в радиосериале про махинаторов. Я две недели с актерами челябинской драмы записывал этот сериал, мне было безумно интересно. Когда мы все записали, мне выдали зарплату в семь рублей. Я уже хотел уходить, но тут меня догнал звукорежиссер: «Прочитай, пожалуйста, два рекламных текста». За десять минут я заработал 13 рублей. Вот это был момент, который мне очень многое объяснил про радио. Приехав в Нижний Новгород, я устроился на «Европу-плюс» и два года читал там рекламные тексты ежедневно.

- А как вас занесло в Анадырь?

- Мне было 29 лет, переломный возраст. Мы с Олегом Шапковым вели ночную программу 5 раз в неделю, и силы стали нас покидать. На тот момент вице-губернатор Чукотки, а ныне начальник департамента культуры Москвы Сергей Капков предложил мне сделать радиостанцию в Анадыре. Построить радиостанцию с нуля - интереснее этого ничего быть не может! И тем более, когда ты понимаешь, что за этим желанием стоит Роман Абрамович. Приехав, я обнаружил, что население Анадыря всего 8 000 человек.

Набрать людей на радио было совершенно невозможно. Я всех учил, дрессировал, бросал в эфир. У меня работал, например, начальник судмедэкспертизы округа. Он выбегал из эфирной студии, говорил: «Лев, идите сюда, я вернусь минут через сорок. Там труп, мне надо посмотреть его». Прыгал в свой газик, вскрывал труп, приезжал, подходил к микрофону - «И снова с вами я!»

В Анадыре я перешагнул 30-летний рубеж и совершенно точно перестал быть мальчиком. Мы за три месяца сделали радиостанцию с 24-часовым вещанием, где было 30 оригинальных программ. «Пурга» работает до сих пор, недавно отметила 10-летие. Она четыре раза получала высшую национальную награду - премию «Радиомания».

- То есть те годы были для вас золотыми.

- Ситуация с радио на сегодня - системный кризис. 15 лет назад на «Русском радио» работал, например, Николай Фоменко. Все понимали, насколько он образованный человек и как он иронично относится к тем песням, которые там звучат. А на сегодняшний день выросли люди, которые слушали «Русское радио», будучи детьми, открыв рот. Я вижу, как эти люди всерьез хотят идти работать для того, чтобы говорить: «Это была такая песня, а сейчас будет вот такая!» Стебались, иронично что-то делали, а в результате вырастили поколение, которое воспринимает все за чистую монету.

Последние несколько лет я веду программу по заявкам на «Русском радио». Для меня это многолетняя привычка и ежедневная речевая практика, которая очень нужна мне как актеру.

- «ФАК’S» далеко не всем пришелся по душе. Одна женщина демонстративно покинула зал, другие перешептывались: «Ужас!»

- Нас за этот спектакль впервые отругали в 2008-м на Камерате. «Мы вас так любили! О нет!» - восклицали критики. Потом артисты театра «Манекен» к нам подходили: «Вы только их не слушайте!» «ФАК’S» на сегодня - самый востребованный спектакль нашего театра. Мы проводили вынужденный эксперимент - поднимали цену на билеты до 800 рублей. Был полный зал.

- Откровенный разговор на запретные темы потребовал разрушения психологических барьеров в вас самих?

- У меня нет этих барьеров. Меня спрашивают: вы раздеваетесь на сцене для того, чтобы эпатировать публику? А я не вижу в этом эпатажа.

- Комплекса полноты у вас тоже нет?

- Я очень доволен своей фигурой, если говорить о ней как об актерском инструменте. Первое, что мне сказала мама, когда узнала, что я хочу быть актером: «Ты не можешь им быть, потому что ты очень маленького роста». Я понимаю, что полнота - компенсация этого недостатка. И определенный юмор в этом есть, и трогательность, если говорить о лирических ролях.