Андрей Сергеев: "Я обязан отвечать на идиотские вопросы"

Главный режиссер Челябинского театра оперы и балета Андрей Сергеев рассказал о том, зачем нужно было приглашать в Челябинск великую княгиню, сколько стоит оперное искусство и почему Чернякова не стоило звать в Большой театр.

Музыкальную и художественную школы Андрей Сергеев окончил практически одновременно. Кто бы мог подумать, что оба эти искусства сольются в его будущей профессии. Ведь он не только ставит спектакли, но и сам придумывает сценографию и костюмы.

Его первым учителем и крестным отцом в профессии был сценограф Валерий Яковлевич Левенталь, руководитель курса в Школе-студии МХАТ, которую Андрей Сергеев окончил как художник-постановщик. А вторым - Борис Александрович Львов-Анохин, балетный критик и замечательный режиссер. Собственно говоря, был еще и третий - Виктор Карлович Манюков, один из апостолов Школы-студии МХАТ, руководитель параллельного актерского курса. Следуя какому-то внутреннему зову, Сергеев ходил на актерские репетиции к Манюкову («сидел, боявшись его»), хотя это было совершенно необязательно. По возвращении из армии нигде до этого не работавший молодой сценограф получил от Львова-Анохина предложение, о котором многие художники мечтали десятилетиями. Оформить «Холопов» на основной сцене Малого театра!

- В молодости я был очень самонадеян, - признается Сергеев. - Сделал декорации и костюмы к огромному спектаклю, где играло 50 актеров, в основном старики. Сам я в 24 года выглядел на 13. Меня не пускали на вахте, спрашивали: «Мальчик, вы к кому?». Попав в Малый театр, я едва не сошел с ума. Революция прошла, а там ничего не изменилось. Все осталось так, как было при императоре Николае Александровиче. Меня потрясли деды-монтировщики: они все время встречали меня репликой: «Наше почтение».

Сюжет про «Холопов» сняла известный в советское время телерепортер Нинель Шахова. По причине непонятного технического сбоя его показали не дважды, а трижды в программе «Время». Наутро Сергеев проснулся знаменитым: предложения о сотрудничестве посыпались со всей страны. Он выбрал знаменитого в то время режиссера Александра Дзекуна, ярко и интересно ставившего в Саратовском театре драмы.

- Дзекун всегда находил пьесы, которые вроде бы не запрещали, но и не ставили, - вспоминает Сергеев. - 31-го декабря он мне позвонил и спросил: «Не можешь за неделю сделать макет? Прочти пьесу Цветаевой «Фортуна» в журнале «Театр»». Я самонадеянно ответил: «Конечно». Потом мы с ним не поладили, и я не был даже на премьере. Но спектакль был хороший.

Андрей Сергеев оформил множество спектаклей как художник. 10 лет проработал в ФРГ в театре «Хайльбронн», пересмотрев там массу «нетрадиционных» спектаклей в то время, когда в России о них и не слышали. Это стало для него прививкой от экспериментаторства, о чем речь впереди.

Тем временем Львов-Анохин возглавил Новый драматический театр в Москве. Основу театра составлял курс Виктора Манюкова, того самого, у которого Сергеев часами просиживал на репетициях.

- Однажды Львов-Анохин лег в больницу перед выпуском огромного, на всю труппу, спектакля по пьесе Ростана «Орленок», - вспоминает Сергеев. - Разводить артистов пришлось мне. Они смотрели недоуменно: кто это такой? А потом Львов-Анохин выздоровел, побывал на репетиции и сказал: «У вас способности!» Откровенно говоря, я никогда не хотел заниматься режиссурой. Во-первых, я заикаюсь, а во-вторых, меня не тянет туда до сих пор.

В Новом драматическом театре Андрей Сергеев поставил пять спектаклей. А в оперу его привела… «Гадина». Так назывался моноспектакль о судьбе Антонины Чайковской, несчастной жены великого русского композитора. Сергеев сам написал пьесу по сохранившимся письмам и воспоминаниям. Спектакль с актрисой «Современника» Тамарой Дегтяревой в главной роли пришелся по душе музыкальному критику Наталье Лагиной, дочери автора «Старика Хоттабыча» (Наталья пошла по стопам Лазаря Лагина, написав книгу «И снова Хоттабыч»). В сложный для Сергеева жизненный период Лагина порекомендовала его Юрию Кочневу, главному дирижеру и худруку Саратовского театра оперы и балета. В Саратове Андрей Викторович поставил «Русалку», «Тоску», «Бал-маскарад», «Евгения Онегина» и «Повесть о настоящем человеке» (есть такая опера у Прокофьева). А дальше начался челябинский период.

- Почему вы приняли предложение не просто что-то поставить, а заступить на должность главного режиссера?

- Должность достаточно условная. Я с большим уважением отношусь к Антону Гришанину, главному дирижеру театра. Считаю его человеком необыкновенно талантливым и хотел бы ему помочь.

- Ваш дуэт оформился на «Лоэнгрине» Вагнера. Как возникло это название?

- Он мне позвонил под Новый год, сказал: «Очень хочу поставить «Лоэнгрина», но нет ни копейки денег. Ты не мог бы что-нибудь придумать в концертном исполнении?» Я два дня посидел на кухне и придумал латинский крест, который перетаскивают. Вокруг этого креста выстроил хор. Мы купили уцененные ткани на Эльзу, Ортруду и Короля. Для Тельрамунда приобрели джинсы в магазине «Саша» и выпустили премьеру практически без денег.

А потом вдруг сказали, что это хороший спектакль. Я говорю: «Но это же концерт!» А мне отвечают: «Нет, спектакль». Он прошел пять раз, шестой в Москве на «Золотой маске».

- Почему сейчас этого названия нет в репертуаре?

- Лоэнгрин улетел. Федор Атаскевич теперь поет в Михайловском театре, а опера написана для специфического голоса.

- Во всем мире на спектакли приглашают солистов.

- А кто платить-то будет? Для того чтобы пригласить хорошего тенора на роль Лоэнгрина, нужно от 50 до 100 тысяч рублей.

- Не пытались разговаривать с властями о нищенском существовании театра?

- Как-то пытался. Мне объясняют: «Ваш «Лоэнгрин»-то нищенский! Да и декорации там нет». Юмор в том, что это не я, а они говорят. Зрители в Интернете пишут: «Спектакль невозможно смотреть, там старые костюмы, изношенные декорации. Нищенство! Примите меры».

А как? Отношение к оперному искусству в провинции, увы, оставляет желать лучшего, и не только в Челябинске. Опера - такое искусство, которое обязательно должно быть нужно кому-то из власть имущих. Раньше она была нужна императору, потом Сталину. Опера - дама дорогая, требует финансовых вложений. Чтобы на сцене хотя бы не было убого, нужно миллионов пять-десять. Для культуры эти цифры проблемные. И вовсе не потому, что они запредельны, а потому, что власти зачастую не понимают: это их же престиж!

Когда мы ездили с гастролями по стране, я понял очень важную вещь. Город, где есть опера, и город, и где ее нет, - два разных города, небо и земля. Мегаполис, имеющий оперный театр, на порядок выше. Вот почему опера требует внимания.

- Но в день премьеры «Жизни за царя» внимание всех СМИ было приковано к Челябинскому театру оперы и балета. На премьеру пришел вице-губернатор Вадим Евдокимов.

- И это прекрасно. Хотя я понимал, что, если мы не прикроемся какой-то фигурой, не факт, что сможем выпустить премьеру. Аргументы вроде того, что опера написана композитором, имя которого носит театр, разбивались об лед.

История с великой княгиней Марией Владимировной Романовой почти авантюрная. Мы встречались с московскими представителями ее свиты в узеньких переулках, церквях. Один раз меня чуть не забрали в полицию. Но все же удалось передать письма с приглашением в Челябинск. Кстати, именно Евдокимов нас и поддержал.

Оказалось, что княгиня довольно скромный человек. Сама летела бизнес-классом, а вся свита - экономом. Жила в правительственной резиденции. Я очень рад, что мы ее позвали.

- Вы монархист?

- Я об этом не думал. Для меня была важна атмосфера, что-то помимо спектакля. В этом был некий мистический смысл. Опера ведь про становление династии Романовых. Великая княгиня - Романова? Романова. Так прекрасно, что она сидит в ложе!

- У вас есть с Антоном Гришаниным программа, рассчитанная на годы вперед?

- Программа есть, но я боюсь ее озвучивать. Потому что каждое название зависит, во-первых, от конкретных исполнителей, а они сегодня работают в театре, завтра нет. А во-вторых, от финансирования. В этом сезоне мы планировали поставить «Жизнь за царя», «Орфея и Эвридику» и «Риголетто». Сейчас «Риголетто» отъехал на начало следующего сезона, а «Орфея» дай бог выпустить в мае.

- Вы традиционалист?

- Я сторонник того, чтобы было понятно.

- А Дмитрий Черняков (самое модное имя в оперной режиссуре) - непонятно?

- Я все-таки мхатовец.

Меня учили, что режиссер обязан отвечать на идиотские вопросы. Когда я поставил свой первый спектакль, Борис Александрович Львов-Анохин задал мне сотню таких вопросов, и я не мог на них ответить, хотя был обязан. Режиссер должен вдохновить или хотя бы убедить огромное количество людей в том, что он делает.

В спектакле Чернякова «Аида» выходят солисты в костюмах каких-то членов Политбюро - шубах и бобровых шапках. Идет снег, они поют «На нас напали эфиопы». И хотя поют по-итальянски, становится смешно. Я задаю идиотский вопрос: кто эти люди в бобровых шапках, на которых напали эфиопы?

Идиотские вопросы самые трудные. Кто сын? Кто зять? Зачем убил? Должна быть железная логика, связанная с текстом. И когда мне говорят, что «это неважно, а зато как красиво там помойки горят!», я предлагаю: перепишите текст.

- А «Евгения Онегина» Чернякова в Большом театре видели?

- Видел, но так и не смог понять, ради чего пьяную Ларину за руки и за ноги таскали по главной сцене страны. И, кроме того, дикое неуважение к публике. Ведь действие в опере должно идти не более полутора часов: людям (а большинство поклонников оперы не первой молодости) нужно выйти в туалет или хотя бы просто встать и размяться. Первое отделение «Евгения Онегина» идет два с половиной часа без перерыва - это испытание. Я не судья своим коллегам, но, по-моему, театр не имеет права выпускать такие спектакли, тем более Большой.

- Будете ли вы приглашать режиссеров или предпочтете все спектакли ставить сами?

- Без приглашенных не бывает. В качестве главного режиссера я поставил только один спектакль.

Нужно наладить машину. Например, с большим трудом пробил, чтобы в театре было расписание - документ, по которому живет труппа. Оно утверждается на два месяца вперед и является основополагающим, поскольку касается солистов, хора, балета, миманса и оркестра. Составлять его довольно сложно. Странно, что раньше здесь этого документа не было.

Так что единственная моя победа - не «Жизнь за царя», а то, что я ввел этот документ. Пока меня поддерживают Антон Гришанин и директор Владимир Досаев, на которого мы возлагаем большие надежды. Думаю, мы наладим процесс, а там и пригласим кого-нибудь. Вы хотите Чернякова?