Александр Щербина посетил Челябинск с концертом в составе дуэта «Адриан и Александр»

Он рассказал нашему корреспонденту, почему оставил рекламу, нужно ли ругать начинающих поэтов и как отличить поэзию от графомании.

У Александра Щербины есть песня «Город кофе со льдом». На челябинском концерте, проходившем в Южно-Уральском институте искусств, кто-то написал записку: «В нашей семье появился обычай пить кофе со льдом после того, как услышали эту песню. Пьете ли вы его сами?» «Никогда не пил, это образ», - честно признался Александр. Его стихи полны свежих образов, метафор, явных и скрытых смыслов. «Совершенно современный, городской и, что для меня всегда особенно ценно, с хорошо развитым чувством юмора и слова» - так отозвался об Александре Щербине классик авторской песни Юлий Ким. Актер, радиоведущий, специалист в сфере рекламы, Александр Щербина известен прежде всего как автор и солист группы «Адриан и Александр».

- Я вообще никогда не должен был брать в руки инструмент, тем более петь, тем более сочинять, - вот так начался наш с ним разговор. - В роду у меня никто этим не баловался, никакого музыкального образования у меня нет. Единственное, что у меня всегда было, - желание писать.

- Потребность сочинять проявилась с раннего детства?

- Да, я помню, что уже тогда не мог сказать: «Это черное, а это белое». Меня все время тянуло на полутона. Я так всю жизнь объемно мир и видел. Только на каждом новом этапе по-разному к этому подходил.

- А какие этапы проходит поэт в своем становлении?

- У нас дома стоял огромный стеллаж с книгами, который занимал все пространство комнаты, от пола до потолка. Я подставлял табуретку, все время лазил туда. Прочел очень много книг, которые надо было читать лет через десять. Ничего не понимал, но меня завораживал процесс складывания букв в слова. Я начал писать. Естественно, это были графоманские опусы, тем не менее, они мне нравились. В какой-то момент я осознал, что все это не то, и начал сравнивать себя с классиками. Понял, что сравнение явно не в мою пользу, началась депрессия. Долгое время не писал, после перерыва снова попытался. И начался период подражательства. Набивал руку, старался писать, как они, не имея при этом собственного голоса. После этого у поэтов, как правило, начинается самый сложный период поиска своего голоса и интонации. При этом нужно успевать жить, иначе стихи превратятся в чистую литературу: красиво, но ни о чем. Бывает и другая крайность: хочется сказать, а слов своих нет. Последний этап - соединение «что» и «как» - он бесконечен.

- Чем графомания отличается от поэзии?

- Поэты чувствуют слово, графоманы - нет. Я помню это ощущение. Просто ляпал два слова, вроде бы они должны стоять вместе. А усиливают они или отрицают друг друга - не чувствовал. Хотел сказать одно, поставил неподходящие слова рядом - и сказал совершенно другое. Уверен, что поэтическое чутье воспитывается. Поэтому когда сижу в жюри, никогда не говорю: «Это плохо, больше не пиши». Гораздо важнее убедить человека в том, что поэзия - нелегкий труд. Я показываю на примере его же текстов, что он сказал совсем не то, что имел в виду. Если человек начнет об этом задумываться, он либо станет писать лучше, либо перестанет писать вообще. И уже не будет задавать себе вопрос: «Мои стихи хорошие или плохие?», потому что не это главное.

- В юности вы наверняка ходили в поэтическую студию.

- Я ходил в Центр авторской песни (ЦАП) в Москве. Можно было выбрать себе автора - я ходил к Александру Мирзаяну. Это было прекрасное время. Была среда, которая давала возможность сравнить себя с другими. Нельзя сидя дома и, никого не слыша, изобретать велосипед. Нужны живые глаза, обратная связь, ощущение, что вокруг что-то происходит. С другой стороны, нельзя в этой среде погрязать, потому что ты рано или поздно станешь ее заложником, начнешь сливаться с ней. Самый естественный и правильный путь - попадать в среду и уходить из нее в тот момент, когда уже наперед знаешь, кто и что о тебе скажет. Как только это начинается, нужно валить и снова оказываться одному.

- Почему вы оставили должность пиар-директора театрального центра на Серпуховке?

- Три года я там проработал и давно бы ушел, но мучили вопросы: «На что я буду жить? Не начну ли подстраиваться под вкусы публики?» Как пиар-директор я занимался связями с общественностью, рекламой и тому подобным. Не очень люблю рекламу, но в свое время она помогла мне выжить. А потом это встало как ком в горле, и я понял, что больше не могу и не хочу. Это меня выхолащивало и мешало писать. И тогда я пришел к выводу, что мое дело - это авторство, то есть момент воспроизведения своих каких-то ощущений и эмоций. Когда любимое дело и душевная потребность соединились в одно, вдруг оказалось, что это достаточно востребовано.

- Вы не просто автор, а еще и исполнитель собственных песен.

- Я считаю себя автором, а ни в коей мере не исполнителем. Просто какие-то вещи, которые ты думаешь про себя, оказываются не такими. Тебе подсказывает окружающая среда, что на самом деле оказывается самым важным в жизни. Всю жизнь хотел одного, а оказывается, другое востребовано. В нашем дуэте первая гитара - Адриан Крупчанский. А я играю столько, сколько нужно, чтобы донести слово. Вокруг слова - ни в коем случае не музыка, а просто мелодии, которые его опевают. Если слово не надо опевать, я просто читаю со сцены стихи. Очень часто бывает, что рядом с непрофессионалами появляются профессионалы. В группе «Адриан и Александр» барабанщик Влад Уральский и басист Янг - из клезмерской музыки, знают рок, фьюжн и всю современную музыку, которую не знаем мы с Адрианом. Гитарист Лев Кузнецов - виртуозный музыкант и при этом КСПшник до мозга костей больше, чем любой из нас. У скрипачки Маши Логофет классическое образование, но она бросила классику и играет живую музыку.

- Ну и вы стараетесь соответствовать - поступили в гитарный колледж.

- Несколько месяцев я там прозанимался, и это сразу положительно сказалось на сочинительстве. Жалею, что у меня в детстве не было базового музыкального образования, оно бы мне сейчас очень помогло. Не хватает времени на учебу, так как последние полгода началась нормальная музыкальная жизнь. Я постоянно в разъездах и задаю новый вопрос самому себе: «Не слишком ли часто меня нет дома?» Если это Америка, то меня нет по полтора месяца. Я уже не уверен, что моя семья к этому готова. Пока пробую. Если окажется, что из-за постоянной необходимости петь исчезнет возможность сочинять, обучаться и расти дальше, возникнет повод задуматься. И таких вопросов у меня еще много. Что я буду выбирать дальше в конкретный момент, будет видно.