Не быть включенным в шоу

Минувшей весной челябинский поэт и философ Николай Болдырев представил землякам Малое собрание сочинений в семи книгах австрийского поэта Райнера Рильке - в своих переводах и с обширными комментариями. А совсем недавно презентовал свою новую (пятую по счету) книгу стихотворений «Мост», своеобразие которой уже в том, что поэт впервые укрылся за псевдонимом Андрей Северский.

- Чем вызван такой ход?

- В том числе тем обстоятельством, что вторая часть книги - поэтический манифест, где я более чем откровенно, то есть субъективно, размышляю об истоках поэзии, о катастрофическом кризисе современной поэзии и даже предлагаю свой вариант выхода из тупика. И мне хотелось бы, чтобы читатель прочел это в свободном состоянии духа, вне ассоциаций с моим прежним образом и образами моих книг.

- Вы пишете: «Поэзия не есть ни интеллектуальная, ни языковая игра. Она есть мост внутри отчаяния человека». О каком отчаянии идет речь?

- Современная поэзия погрязла в идее, что мир, и жизнь, и искусство - это игра. Интеллектуальная или эстетическая - неважно. Все это приводит к забвению самого корня жизни, невниманию к реальности, иллюзионистскому, виртуально-шоуменскому, фактически блефующему стилю. Человек теряет свое лицо, растворяясь в призрачных личинах. Это не может не приводить к отчаянию. А поэзия, если она истинна (если она, скажем, уровня Рильке или Заболоцкого), способна исцелять, выводить на тот перекресток, откуда наше сознание пошло ложным путем.

- Не отсюда ли название книги «Мост»?

- Отчасти. Это мост возврата из мира химер, виртуальных погибельных заманок в мир живых контактов с сущим. Кроме того, «Мост» - это тот переход между жизнью и смертью, который и составляет реальное содержание наших дней. И еще много иных смыслов.

- Выходит, поэты не всегда были артистами, пытающимися «очаровать» публику?

- Конечно. Какова корневая система поэзии и, значит, всего искусства? Первые поэты были жрецами-танцорами, шаманами, священниками, задача которых - принять дух неба, духовную энергетику, а затем практически воодушевить свое племя, свой народ. Поэт был медиумом, транслятором, сам как личность пребывая в тени. Сегодня же все пространство не только искусства, но и жизни заполонило актерство. Главным становится качество эстетического спектакля, напор манипуляционных приемов, нацеленный на персональный успех любой ценой. В этом смысле мы живем в самом эпицентре того распада и нравственной гибели Европы, которые предвещал германец Освальд Шпенглер сто лет назад. Политикам, так же меняющим актерские маски, разумеется, крайне выгодна эта всеобщая виртуализация сознаний, при которой этическая бдительность попросту выключается.

- Как же не впасть в состояние актерства и не подтолкнуть к этому своих читателей?

- Единственное, что можно сделать, - глубоко и честно осознавать реальную ситуацию, не прячась от таких слов и сущностей, как «отчаяние», «смерть», «голос предков» и так далее. Нам надо выбираться из нашего вечно подросткового состояния.

- А что делать самому поэту?

- Задача поэта - не самоутверждение (самовыражение), а восприятие того гигантского потока поэзии, который непрерывно идет на нас из глубин вселенной, в том числе из клеточного сознания нашего организма. При такой внутренней установке поэзия возвращается к своим корням и уже не уходит в ботву, в фейерверки бесплодных цветений.

- В своем манифесте вы иронически отзываетесь о Маяковском и Цветаевой…

- Скорее с болью, чем с иронией. Маяковский был первым поэтом-шоуменом, ставившим перед собой осознанную задачу - овладеть аудиторией любой ценой, произвести максимальный сценический эффект. Он был откровенно сориентирован на подиум, на маску. Потому-то с легкостью курил фимиам Ленину, Дзержинскому и прочим, вполне отдавая отчет, кто они есть на самом деле, получая с этого немалые дивиденды. Вполне капиталистический подход. Стихи Маяковского - чистейший соблазн эстетикой, гипнотизмом ее приемов. Нас совращают, и нам это нравится. Цветаева с не меньшим талантом продемонстрировала мощь искусства чары, гипнотизируя читателя напором демонической энергетики, которая была ее сутью. К сожалению, главный поток эпохи пошел после нее по пути воспевания красоты демонического.

- Получается, что Рильке для вас - что-то вроде ангела в поэзии, а Цветаева - что-то вроде демона?

- Если сильно огрублять, то да, как бы это наивно ни звучало.

Мало кто знает, что Рильке в апогее своей судьбы ставил перед собой совершенно конкретную цель: научиться видеть мир уже «не из людей», не глазами людей, а, как он говорил, «в ангеле», то есть пребывающим в ангеле или созерцаемом ангелом. Задача немыслимо сложная, абсолютно неподъемная для современных поэтов, живущих в демонизированном мире и большей частью принимающих его законы. При этом я не критикую, но лишь с болью констатирую.

- Интернет дает сегодня авторам возможность свободной публикации своих произведений. Как в этой безбрежности отличить настоящего творца от любителя?

- Без наметанного глаза, без развитого слуха, равно без интуитивного чувствования здесь не обойтись.

- Возможны ли в современности гении, не выпустившие ни одной бумажной книжки, не выложившие свои стихи ни на один сайт?

- А почему бы нет?

Если стихотворение рождается абсолютно бескорыстно, подобно растущему горному кристаллу, то оно становится реальностью природы, и тогда вовсе не обязательно предъявлять его социуму для оценки. Цветы на лугах или в горных долинах цветут, вовсе не домогаясь нас в качестве зрителей и ценителей. Им достаточно тихого восхищения духов воздуха, ветра и звезд. Им достаточно пчел, шмелей и бабочек.

- Не значит ли это, что кроме самого художника его поэзия никому не нужна?

- Почему же. Ведь я уже сказал, что поэзия есть наш возвратный дар природе, если хотите - самой вселенной. В социальном же смысле поэзия сегодня действительно стала во многом цеховой. Читателей, не пишущих стихов, стало мало. Однако полностью они не перевелись. Но главный позитив в том, что сложившаяся ситуация побуждает пишущих стихи перестать ориентироваться на аплодисменты масс и повернуться, наконец, лицом к восприятию космоса. Конечно, в духовном, не техническом его понимании.