Вновь открыт <Балаганчик>

II фестиваль , проходящий в эти дни в Новосибирске, собрал в своей афише два десятка лучших премьер последних двух сезонов театров Урала, Сибири и Дальнего Востока. Завтра на сцене новосибирского театра будут играть челябинцы: наш Камерный театр представит фестивалю свой по Александру Блоку.

Все уже было, конечно. Под подразумеваю постановку блоковского в Театре Веры Федоровны Комиссаржевской на исходе 1906 года. , - писал Константин Рудницкий. Музыку (или, как говорил сам композитор, ) написал тогда Михаил Кузмин. Вместе с ним и художником Николаем Сапуновым режиссер и актер Всеволод Мейерхольд (в том он играл Пьеро) навсегда утвердили как непреложную истину то, что пьеса поэта, в которой влюбленные , а персонаж - , немыслима вне стихии музыки и пластики. После той премьеры Блок посвятил Всеволоду Мейерхольду.

Чуть позже Мейерхольда (лет так на девяносто) в Челябинске Виктор Плотников, мастер-кукольник, художник, режиссер и актер, в общем, человек-театр, поставил в собственном авторском и магическом театре пятнадцатиминутную фантазию на тему . Растерянная марионетка поэта Пьеро в нем блуждала по петербургским дворам-колодцам, узким лестницам и тусклым комнатам, которые все разместились в монструозном духовом инструменте (тубе). Художник разъял музыку и создал город, образ блоковского Петербурга. Но собственно музыка тоже была: не выпуская из рук марионетку, Плотников пел романсы петербургского композитора Татьяны Алешиной на стихи из . - до сих пор помню эту мелодию.

Так что все было, но каждый режиссер и театр, берущийся за Александра Блока, проходит свой путь. В Челябинском камерном театре его прошла Лариса Александрова, чья театральная карьера, начинавшаяся с легкомысленной профессии танцовщицы contemporary dance, была продолжена серьезными хореографическими, театроведческими и режиссерскими штудиями. Не хватает только диплома драматурга. К нему, кстати, близок композитор спектакля Александр Пантыкин, одолевающий в театральной академии Санкт-Петербурга магистратуру под руководством Натальи Скороход. Кто из них в большей степени драматург спектакля, программка умалчивает (думается, все же режиссер-хореограф), но то, что у Блока в этом спектакле есть соавтор, совершенно очевидно.

Во-первых, Автор и Пьеро, два разных персонажа у Блока, в спектакле объединены в одного. И это такой глобальный герой, здесь все про него, все остальные персонажи спектакля, все эти (опять цитата из Рудницкого) - его фантазии и фантомы, порождения авторского своеволия, персонажи-мучители, иногда обретающие гибельную для автора свободу (этакие персонажи-террористы в поисках автора, причем цель поисков иногда - самая вульгарная месть куклы, взбунтовавшейся против своего Карабаса-Барабаса, месть сладкая и бессмысленная). Драму Автора, чьи персонажи ускользают из-под его власти, как и драму отвергнутой любви Пьеро, играет Дмитрий Олейников. Лично для меня это открытие актера, которого вообще-то вижу на сцене не в первый раз. Но особая нервность, непрерывность и страстность внутренней жизни (при том, что внешне его персонаж, пожалуй, самый статичный в спектакле), одухотворенность жестов бесконечных рук, глубина потерянного взгляда, робость и боль интонации: Ничего подобного Олейников раньше не играл. Его высокая, гибкая (так и хочется сказать - длинная) фигура становится той театральной вертикалью, вокруг которой выстраивается все пространство спектакля.

И еще о драматургии этого . Собственно пьесы Блока ведь хватает минут на тридцать-сорок сценического действия (даже с танцами). Спектакль Камерного театра идет полтора часа. Никакой отсебятины: только Блок, изысканный авторами постановки в его поэзии, эссеистике и дневниках. К примеру, другой - стихотворение, написанное чуть раньше пьесы и нередко привлекающее внимание композиторов (). Это лейттема спектакля, персонажи в шитых пестро лохмотьях распевают про адскую свиту и клюквенный сок каждые десять-пятнадцать минут, то появляясь из театрального подземелья, то вываливаясь из окон. По делу? Вполне. Или известное (в том числе по грандиозной радиозаписи Алисы Коонен) стихотворение . Елена Евлаш (ее персонаж называется Актрисой) исполняет его как грандиозную и несколько претенциозную арию оперной примадонны, из-под огромной (половина сцены) алой юбки которой, как черти из табакерки, выскакивают злобные и взбунтовавшиеся театральные демоны, от которых получает пощечины по напудренным щекам Автор-Пьеро. Эффектно? Вполне. Подобных своевольных фантазий-дополнений в спектакле рассыпано множество, есть большая, вполне бытовая и по-своему обаятельная зарисовка из театрального закулисья: не мистики и влюбленные, не Арлекин и Коломбина, не Паяц и Танцовщица, а просто актеры балагурят, шутят (иногда зло), берут в руки саксофон, скрипку, баян, бас-балалайку, литавры, превращая паузу отдыха в почти джазовый сейшн.

Немного тоскуешь на фоне всего этого по кристальной ясности и внятности блоковского текста (ведь еще слова одних персонажей переходят к другим, Арлекин вдруг начинает говорить, точнее, петь стихами Пьеро). Но у спектакля своя логика: визуальная, музыкальная, пластическая. О визуальном. Художник Сергей Александров создает пространство очень современное и поразительно многозначное. Честно говоря, от многих ассоциаций ежишься. Стильный серо-серебристый предбанник туалета крутого ночного клуба (какой-нибудь, не к ночи будь помянутой, ), где брутальный Арлекин (первый красавец труппы Петр Артемьев) устраивает разборку с Пьеро, а потом отмывает под краном руки от крови? Современный морг (или криминалистическая лаборатория), где тела хранятся в стенах в особых нишах-ящиках, неожиданно выдвигаясь на свет божий? Или все-таки закулисье, изнанка модернового театрального здания, где вешалки на колесах перевозят костюмы и куда приходят люди из-за кулис? Во всяком случае, никакой тебе праздничной театральности (кроме ярких лохмотьев в костюмах), современные Пьеро, Арлекин и Коломбина (Татьяна Кучурина подчеркивает прежде всего кукольную, безвольную природу своей героини) живут в мире безжалостного света и агрессивного, бесчеловечного пространства. И даже когда стены этого пространства раздвигаются, являя петербургскую панораму, теплее не становится (Петербург и теплота вообще как-то не очень совмещаются).

В музыке Александра Пантыкина (она звучит практически непрерывно) тоже нет сладких мелодий. Это музыка беспокойства и дисгармонии, тревоги. Как и сценография, чрезвычайно современная и создающая немало проблем поющим актерам. Это тот случай, когда не выручит так называемое актерское пение (), требуются именно вокальный профессионализм, изощренность и виртуозность. Не могу пока обнаружить их ни у одного из участников спектакля.

Пластическая сторона гораздо сильнее. Хореограф Лариса Александрова - мастер современного танца (особый успех снискала ее работа с труппой пермского Театра Евгения Панфилова). Пластическая партитура ее , причудливые, перетекающие сплетения тел живописны и самодостаточны, но еще и, без сомнений, исполнены смысла. Но объяснять словами смыслы танца я оставлю на долю балетных критиков.

:Еще одна цитата из Константина Рудницкого: . На премьере в Челябинском камерном разве что совсем юная публика (у нее это, как известно, проявление восторга). Вообще же за последние два десятилетия Камерный и его художественный руководитель Виктория Мещанинова приучили свою публику (отличную, причем в лучшую сторону, от публики других челябинских театров) ждать от своих премьер того, что все-таки имеет отношения не к досугу, а к искусству. То есть открытий. И вот - вновь открыт .