Две мамы

Я не знала своих бабушек-дедушек, но в детстве убеждала подружек, что пусть у них есть бабушки-дедушки, а у меня зато?- две мамы. Второй мамой была тетя, мамина сестра. Главная мама меня воспитывала, а тетя любила и баловала.

Если я получала за контрольную, мама сердилась, а тетя утешала. Мама придерживалась строгих принципов, в которых доминировало слово . Я должна была учиться на пятерки, обязательно есть ненавистный суп, выполнять порученную мне домашнюю работу и послушно носить скромную одежду. Украшать ребенка, который растет, мама считала бессмысленным. Когда тетя привезла роскошную итальянскую кофту в подарок, мама подняла шум: Как назло, словно в подтверждение маминых убеждений, кофта оказалась мне мала.

К окончанию института я заказала себе нарядное платье в дорогом ателье. Несмотря на общие, мои и закройщицы, старания, готовое изделие оказалось не к лицу.

.

В тот же день в случайном магазине я наткнулась на дорогой наряд, который был просто великолепен. Денег на покупку у меня не было. Родительский подарок болтался на вешалке: Я позвонила тете, чтобы просто поплакаться в жилетку. И вдруг она сказала, чтобы я приезжала за деньгами на новое платье.

Редкая вещь мне запомнилась чувством удовольствия, которое принес неожиданный наряд. Я клятвенно божилась отдать тете долг с будущей зарплаты. А она, улыбнувшись, покачала головой: .

Если учесть, что цена подарка была равна двум месячным зарплатам тети, техника-геодезиста, то я могла только предполагать, на какие гроши собиралась жить моя вторая мама.

Тетя любила радовать близких. Причем, в отличие от сестры, она ориентировалась на вкусы и желания того, кому хотела сделать сюрприз.

Мама покупала отрез на пальто немыслимого, в моем понимании, цвета (пальто так и не было сшито), а тетя на 30-летие подарила роскошный гжельский фарфоровый самовар, отделанный позолотой. Самовар был куплен в московском магазине для иностранцев во времена тотального дефицита с участием подруг юности.

Так получилось, что тетя была моей подружкой, а мама?- суровым начальником. Но в трудных ситуациях тетя терялась, а мама неоднократно спасала мне жизнь. В пять лет оставленная на даче под присмотром тети я для куклы суп из мухоморов и попробовала. Начинавшего синеть ребенка мама зажала между ног и насильно отпоила молоком. Спасла.

Когда мне, подростку, консилиум московских врачей вынес суровый вердикт по поводу непонятной кожной болезни, мама, повинуясь своей потрясающей интуиции, трижды перечитала рекомендации на ступенях столичного института и порвала бумагу. А ведь чтобы добиться внимания великих медиков, провинциальная учительница математики истратила все деньги, накопленные на покупку машины:

Тетя прожила больше восьмидесяти лет. После ее ухода мне позвонил ее муж и попросил забрать портрет, написанный к ее 60-летию архитектором, под чьим началом она работала: .

Я забрала портрет. Он трудно себе место. Пока не определился в красном углу: тетя явно хотела быть как можно ближе ко мне:

Мне кажется, что лицо на портрете способно меняться. Может быть, это зависит от разной освещенности, а может, какими-то частицами души тетя сохранилась в рисунке и действительно реагирует на мои радости и печали.

Когда я беру в руки подаренные ею вазы, присаживаюсь на маленький табуретик с хохломской росписью, иногда чувствую тепло ее прикосновений.

Марина Ткаченко