Что скрывает свалка?

Тот факт, что приезжие из Таджикистана выступают на челябинской свалке в роли небольшого мусоросортировочного заводика, известен в областном центре многим. Правда, городские чиновники уверяли прессу, что таджики выехали в неизвестном направлении, их на свалке уже нет. Мы с корреспондентом телеканала Aljazeera International Евгением Рудным решили проверить, как обстоит дело в действительности.

Главный вход перекрыт. Пошли в обход по узкой тропинке. Два смуглолицых мальчугана, увидев нас издалека, замерли и мгновенно исчезли. Побежали предупреждать взрослых: идут чужие!

При нашем появлении мужчины отворачивались и начинали нервно звонить по телефонам, женщины кричали: нет-нет, не снимай, нельзя! Что удалось выяснить?

Живут пришельцы, их тут семей 6-8, в тонких картонных хибарах шестой год. Сортируют мусор. Все, что может гореть, складывают в кучу, зимой отапливают хибары. В каждой стоит буржуйка. Вырученные за сдачу утиля деньги отдают старшему. Мальчики как раз несли ему дневную выручку, когда мы их спугнули на тропинке.

Вот этой девушке, Назире, 18 лет, ее малышу 3 месяца, родился он в больнице на ЧТЗ, а не на свалке, чем она даже слегка гордится. Приехала и забрала ее.

Местные дети не учатся, помогают взрослым сор-тировать мусор. Все, что находят на свалке, тащат в свои жилища - старые ковры, паласы, бочки, емкости под воду. Вода, похоже, здесь привозная.

В этот день община готовила в казане куриные окорочка.

Пока мы пытались разговорить женщин, мужчины, отвернувшись, в растерянности кому-то все время названивали. Мы чувствовали, что сейчас появятся криминального вида братки, надо уходить. Такой бизнес всегда кто-то .

Пошли обратно по тропинке, вернулись к главному входу на свалку, чтобы подснять его на камеру. Вдалеке были видны разгружающиеся мусоровозы, копошащиеся возле них люди. Подлетела белая , из нее вывалился мужчина лет 60 с багровым лицом (давление зашкаливало?), начал отнимать камеру, орать и толкать оператора: по какому праву снимаете? Кто разрешил? Тут еще пятеро криминального вида парней окружили нас плотным кольцом, требуя удалить все, что сняли. Психологический террор стал напоминать потасовку. Я сказала, что мы не сделали ничего противозаконного и сейчас я вызову полицию.

-- Вызывай, - крикнул еще один достаточно пожилой мужчина с седыми бакенбардами, - а я скажу, что это вы на меня напали. Но еще раньше твой труп здесь закопают.

Их злило, что мы вдвоем не боялись шестерых. Они явно не знали, что с нами делать.

Евгений Рудный показал им: вот, сняли вывеску свалки и все. Это что, противозаконно? Смуглый таджик не поверил: а где то, что сняли раньше?

На корреспондента опять начали наседать. Тут у него кончилось терпение, и он зло сказал: а вы уверены, что напротив в кустах мы не установили вторую камеру и она сейчас не снимает вас? Мужики моментально дернули от него руки. Более того, даже продиктовали ему какой-то телефон, по которому он мог бы согласовать съемку.

Мы сели в такси и уехали. По дороге размышляли: а что, собственно, скрывать на этой паршивой свалке? Наверное, есть что. Там, где нечего скрывать, у людей не вырывают камеры и не угрожают их закопать.