По дорогам Европы: туда и обратно

Напомню, что летом 1812 года на Москву шли не только французы, а вместе с ними - немцы, поляки, австрийцы, венгры, испанцы…

Туда - высокомерно, молодецки, победоносно.

Оттуда - подстегиваемые казаками, сопровождаемые партизанами, грязные, простуженные, потерявшие человеческий облик, уже без надежды на возвращение домой, - разбрелись по городам и весям, заглядывая в глаза крестьянам и унизительно выпрашивая «кюшать»…

То был крестьянин - «грюбый мюжик», а то стал - «Сher ami» (дорогой друг)…

То был - культурный «мсье», а то стал - «шерамыжник»…

То был очень дорогим гувернером, а то стал кем угодно…

Туда и обратно… Бесславно, позорно, постыдно.

Уточню: во французской армии, вступившей в пределы России, французов было меньше половины. Остальные - европейцы, страны которых Наполеон держал под сапогом. Когда несчитанная армия, которой была обещана победа через два месяца, шагала по огромной стране, будто бы ей уже принадлежащей, - тогда не только французы, но и все «наполеоновцы» предвкушали успех, удачу, добычу и возвращение с богатыми трофеями. И когда разгорались сражения, не-французы мало чем отличались от французов, потому что, ввязавшись в схватку, надо было воевать всерьез - убивать, чтобы не убили тебя. Но когда поход затянулся, когда все оказались очень далеко от родных мест, когда стало ясно, что надо думать только о спасении своей шкуры, разноплеменная армия день ото дня теряла свою доблесть. Все острее терзал душу извечный солдатский вопрос: за что воюю, за что умираю - здесь, в глубине России? За Наполеона, который покорил мою страну? И здесь напрашивается близкая аналогия.

Мне было шесть лет, когда осенью 1943 года в моем селе разгорелся бой. Мы были «под немцами», а наши наступали с другого берега реки. Почти вся улица - женщины, дети, старики - собралась в кирпичном погребе крайнего дома. Сидели, прислушивались, ждали, что будет. Строчили пулеметы, свистели пули, взрывались мины и снаряды. Из подвала наверх, к двери, вели каменные ступени. И вдруг дверь открылась, и вошел солдат в немецкой форме, с винтовкой. Не издав ни звука, он сел на верхнюю ступень и приник к щели, чтобы следить за тем, что происходит на улице. На нас он даже не оглянулся. Теперь мне кажется, что ему было стыдно. Так он и просидел, пока не стих бой, и, наверное, успел догнать свои отступившие войска. Взрослые сразу поняли, что это был не немец. За три года оккупации мы поняли, кто как воюет. Румыны, например, откровенно отлынивали, отбывали повинную. Как и итальянцы.

И в этом смысле наши две Отечественные войны - совпадают.

К концу 1812 года Наполеон был изгнан из России. Управились за полгода. Но предстоял заграничный поход, а он потребовал еще полтора года.

Насчет того, продолжать ли войну после перехода границы, ни в 1813 году, ни в 1944 сомнений не было - хочешь или не хочешь, а надо идти на Париж, надо идти на Берлин. Наверное, у истории своя логика, своя закономерность и своя справедливость: агрессор, торжествующе захвативший и разоривший чужую столицу, обречен на то, чтобы закончить крахом в столице собственной, как говорится, в своем логове.

Через Варшаву, через тот же Берлин, через Данциг, Лейпциг и дальше, уже по французской земле, - союзники, русская армия, Александр I неотвратимо шли к Парижу. Но можно ли допустить, что Наполеон не был обречен? Если Кутузов смог выстоять перед напором врага, а потом найти силы, чтобы его погнать обратно, то, может быть, не исключено, что и Наполеон повернул бы события вспять, чтобы хотя бы освободить территорию своей страны? Нет, Наполеон был обречен, потому что он - агрессор, потому что был подавлен нравственно: все, что произошло, он, волей-неволей, воспринимал как возмездие за агрессию.

В освобождении Европы от Бонапарта участвовали 26 конно-казачьих полков, 22 из них были отмобилизованы на Южном Урале.

От озера Ачакуль до речки Об

Весна 1814 года набрала зелени, дороги подсохли, и Александр I, наконец, убедил неторопливых союзников, что нечего тянуть, Париж - рядом и он - доступен.

Уже - река Сена. Ее приток - Об. Да, Об, без мягкого знака. Бар-сюр-Сен, потом Бриен, потом - Арси-сюр-Об. То есть Арси на Оби. Здесь у нас остановка.

Arsis-cur-Aube - там, во Франции, и Арси - здесь, на Урале. Там Аrsis-sur-Aube - городок (коммуна) на левом берегу реки Об, центр кантона, входящего в департамент Об, в 84 километрах от Парижа.

Что известно об Арси-сюр-Об? Немного, но кое-что. Факт: в Арси, в семье местного прокурора, родился Жорж Дантон, знаменитый деятель Французской революции. Значит, уже в середине ХVIII века в Аrsis обитали прокуратуры, а также, разумеется, судьи, следователи, адвокаты, супрефекты, нотариусы и другие чиновники. Ко времени сражения при Арси Дантону было уже 55 лет, и вряд ли он тогда находился у себя на родине.

Другой факт: Оноре де Бальзак, оказывается, принимался за роман «Депутат из Арси», но не закончил его. В этом романе будто бы он намеревался дать «полные сарказма разоблачения комедии буржуазного парламентаризма и закулисных предвыборных махинаций». Как видим, уже тогда в Арси вовсю бурлила демократия.

Что еще? Из промышленности - фабрики хлопчатобумажных изделий. Соответственно, обширная торговля.

Ну, старинный замок. Ну, церковь святого Этьена, относящаяся к ХVI веку. Ну, полустанок (сама станция - в Труа). Ну, Большая площадь в центре городка. Население - 3000 жителей. Мне удалось выхватить из веб-пространства имя главы кантона Арси - это Serge Lardin (Серж Ларден). Пожалуй, и все. Если не учесть еще одно совпадение: после изгнания Наполеона генерал Сухтелен, будущий оренбургский губернатор, некоторое время управлял Обским департаментом Франции, тем самым, в который входил Arsis-sur-Aube.

А Арси на Урале - деревня, над белыми крышами возвышается водонапорная башня, башня связи, и не одна. Не так давно - совхоз, не хуже многих. Теперь - кто как. Техника, прежде сосредоточенная на машинном дворе, теперь - тракторы, тележки к ним, комбайны - у оград. Реки в деревне нет, но есть уютное озеро Ачакуль. Вроде как Арси-сюр-Ачакуль. На западном берегу озера деревня вытянула свои прямые, с севера на юг, улицы. Вокруг - березовые леса. Местность скромная, но вполне укромная.

Главная достопримечательность - просторная площадь, украшенная елями и кленами. Когда-то она именовалась Церковной, но церковь, как водилось во времена оные, обезглавлена и приспособлена под клуб. Теперь это - длинное беленое здание с коряжистым тополем при нем, свидетелем многих деревенских событий. Например, революционных. (Небось, и Арси-сюр-Об не миновали революционные потрясения). Против клуба - длинный ряд магазинов, примкнувших друг к другу.

Я хожу по площади и вокруг нее в поисках примет ушедших лет. Где-то здесь жил Гавриил Васильевич Енборисов. Мой взгляд привлекает угловой деревянный дом под жестью - бревна коричневые, почти черные, приземист, но еще крепок, простоит не меньше, чем простоял, пять окон на улицу, четыре окна - на проулок, ставни голубые, наличники - резные. Конечно, этот дом - не Енборисова. Но мне важно даже то, что он его видел и, наверное, бывал в нем.

Гавриила Васильевича, казака, лошадника, наездника, призера скачек, «лучшего ездока русской кавалерии», по мировоззрению истого монархиста, с первого взгляда возненавидевшего революцию и советскую власть, судьба, если конкретно, Гражданская война, забросила очень далеко от Арсей, аж в Харбин. Эту горькую дорогу он описал в своих воспоминаниях.

Одни из земляков рассказал Енборисову, как горел его дом, один из самых крепких в Арсях. Как Каширин сам облил угол дома керосином, поджег, а потом вместе со всеми стоял на площади, «закинул левую руку за спину, правой показывая на пожар, сказал: «А правда, красиво мерзавцы-офицеры и буржуи горят - радуйся, пролетариат!»

Гавриил Енборисов родился в Арсях в 1846 году - через 34 года после изгнания Наполеона из России. Если не отец, то дед мог бы пройти в седле свою дорогу - не до Харбина, а от Арсей-сюр-Ачакуль до Арсей-сюр-Об. Так уж случилось, что эти две дороги и эти две войны - разные. Одна дорога - казачьего торжества, славы и благодарности, а другая - казачьего раскола, изгнания и горечи. Одна война - Отечественная, а другая - Гражданская. В 1813, в 1814 годах казаки в Европе - сенсация. Наводя ужас на неприятеля, они решили исход не одного сражения. Даже Наполеон, ими восхищенный, как-то высказался в том смысле, что, будь у него казаки, он бы завоевал Европу, надо понимать, во второй раз. Но через сто лет все сложилось иначе. В Гражданской войне дело дошло до того, что казаки воевали друг с другом. А позже под вопросом оказалось само казацкое сословие.

Тяжела она, судьба казацкая. Не зря о ней спето самими казаками столько бравых и горьких песен.

Арси, последний бой Бонапарта

Но «вернемся» во Францию. Сражение при Арси-сюр-Об. Как это было?

Март 1814 года, 20-е число, утро. Союзные войска сосредоточились между реками Сена и Об, у Труа. Главнокомандующий - австрийский фельдмаршал Шварценберг. Там же находился Александр I. А Наполеон - войск при нем было немного - намеревался пройти от Планси к Витри через Арси и дальше к северо-восточным крепостям, где надеялся собрать подкрепления. Он шел долиной реки Об - кавалерия левым берегом, пехота - правым. К полудню он достиг Арси.

Противники имели весьма смутные сведения друг о друге. Наверное, поэтому Наполеон решил, что союзники отступают к Труа, и приказал кавалерии Себастиани преследовать их. Но не тут-то было. Как только эскадроны Себастиани вышли из Арси, направляясь к Труа, их встретила кавалерия союзников. Превосходство союзных войск было так явно, что французы обратились в бегство. Чтобы как-то спасти ситуацию и остановить бегущих, Наполеон встал на мосту в Арси со шпагой наголо, чтобы унять панику. На его счастье как раз подоспела гвардия генерала Фриана, которая вытеснила русскую кавалерию из Арси.

К вечеру позиция французов выглядела так: фланги упирались в реку Об, а в полукруге между ними - Арси. Соотношение: в обороне 25 тысяч французов, в наступлении - 60 тысяч союзных войск. На правом фланге союзников - австрийцы и баварцы корпуса Вреде, в центре - русские части Барклая-де-Толли, на левом - австрийцы Гиулая. Когда к союзникам подоспели еще 30 тысяч солдат, Шварценберг дал сигнал на штурм. Но до штурма не дошло. Все ограничилось артобстрелом из 300 орудий. Правда, французы не дрогнули. Одна из бомб взорвалась рядом с императором, но от осколков его заслонила лошадь, а Наполеон отделался брызгами грязи. С темнотой стрельба прекратилась, все стихло, войска отошли к отдыху, чтобы подготовиться к утренним схваткам.

В ту ночь будто бы, как свидетельствует французский историк М. Тьер, состоялся разговор Наполеона с Себастиани.

- Ну, генерал, что скажете о происходящем? - спросил Наполеон. Ему, видимо, хотелось знать о настроении генерала и через него - войск.

Себастиани ответил уклончиво. Мол, все будет хорошо, ведь у императора наверняка есть новые ресурсы и он их введет. Но Наполеон сказал:

- Все ресурсы - перед вами.

- Тогда почему не поднять нацию? - спросил Себастиани.

Наполеон сказал:

- Химеры.

Наполеон уже не обладал этим ресурсом - поднять нацию.

Утром не произошло ничего. Только кое-где постреливали. Перед Наполеоном стояли войска союзников, втрое превосходившие его армию, атаковать их - безумие. Ждал и Шварценберг, по своему обыкновению осторожничал. И прозевал отход Наполеона.

Французы покинули Арси к полудню. По двум мостам они вышли на дорогу к Витри. Уже начало темнеть, когда Шварценберг приказал наступать. Союзники вошли в Арси без боя. Французов и след простыл. Они ушли, взорвав мосты. Обойдя Витри, Наполеон остановился в Сен-Дизье на Марне, оказавшись не перед противником, а на востоке от него.

При Арси союзники взяли в плен 800 французов. Собственные потери - 500 человек.

Это был последний бой Наполеона перед падением Парижа.

Бонапарт глазами француза

Несколько другими глазами увидел сражение при Арси французский писатель Эдмон Лепеллетье, автор серии книг о Наполеоне, в одной из них -«Коварство Марии-Луизы». Я приведу несколько отрывков из главы, посвященной сражению при Арси.

«Неприятельская кавалерия в огромном числе покрыла всю равнину, грозя все поглотить, даже захватить Наполеона, двигавшегося к Арси. Редко приходилось императору подвергаться такой опасности. Он едва успел укрыться в центре привислинского батальона».

«Наполеон вынул из ножен шпагу. Ему было тяжело обнажить славный клинок: разукрашенный знак отличия, скорее символ, чем боевое оружие, эта шпага с замшевой перевязью, с золотым орлом на рукоятке, носила на лезвии выгравированную надпись: «Шпага, бывшая на его величестве в битве при Аустерлице».

Наполеон приказал «храбрым полякам» построиться в каре.

«Грозная пальба трех рядов каре произвела страшное действие: лошади опрокидывались, всадники падали, запутываясь в стременах и поводьях, среди сабель и пик, раня друг друга в смятении отступления. Некоторые испуганные кони занесли в первые ряды каре прямо на штыки солдат, поднявшихся, чтобы дать задним рядам время зарядить ружья. Три или четыре таких натиска были мужественно отбиты. Убитые кони образовали вал кровавых, трепещущих, стонущих тел, из-за которого польские батальоны продолжали стрелять, отражая нападение.

К концу последней отраженной атаки Наполеон мог выйти из каре и, не обращая внимания на снаряды, беспрерывно падающие на дорогу, достиг Арси-сюр-Об, где среди войск уже распространилась паника. Наполеон подоспел в Арси в самую последнюю минуту. Уланы Кольберга и драгуны Эксельмана бежали в полном беспорядке к Обскому мосту. Город был объят пламенем, и везде царило полнейшее смятение. Словно ураган, император бросился вместе со своей свитой в толпу беглецов, опередил их, въехав на мост, остановился там и, обернувшись, громко крикнул:

- Солдаты, кто из вас решится пройти через мост на моих глазах?

Первые ряды беглецов, узнав императора, остановились».

Через некоторое время - тот всем известный случай.

«Вдруг у самых войск упала граната. Солдаты отскочили назад, и в их рядах возникло смятение. Тогда Наполеон дал шпоры лошади и заставил ее подъехать к снаряду, фитиль которого дымился, грозя неминуемым взрывом. Император заставил дрожащую лошадь замереть в неподвижности. Раздался гром взрыва, все озарилось светом… Столб дыма и пыли поднялся кверху, скрывая лошадь и всадника… Солдаты бросились туда. У лошади были вырваны все внутренности, император свалился вместе с ней, но сейчас же вскочил на ноги, у него не было ни малейшей царапины. Он потребовал другую лошадь и продолжал свой смотр пораженным солдатам».

«Сражение под Арси-сюр-Об продолжалось два дня. В людской памяти оно не оставило большого следа и обычно его не приводят с гордостью в пример другим славным для французов боям. Но между тем это было очень большое сражение».

«Победа, обеспеченная в первый день, так как неприятель, несмотря на свое подавляющее численное превосходство, отступил, оставив французов на занятых ими позициях, стала проблематичной на следующий день, так как Наполеон из осторожности приказал своей армии перейти Об. Князь Шварценберг хотел преследовать Наполеона, но было уже слишком поздно, мосты были разрушены, и корпус Удино, поддерживаемый артиллерией, утвердился на правом берегу».

Под пером Эдмона Лепеллетье и при Арси Наполеон выглядит - пусть не победившим, но - непобедимым. Таким, непобедимым, он привел свою армию - от Бородино до Арси - к Парижу...

Этот редакционный проект был задуман ровно год назад. Мы исходили из того, что никто в России не может чувствовать себя "в стороне" от 200-летия Отечественной войны 1812 года, тем более - Южный Урал. Материалы по теме готовы, и мы приступили к их публикации. Всего шесть очерков, сегодня - третий из них.