Детский омбудсмен Евгения Майорова: «Благополучная семья или нет? Мы ставим ярлыки, а я против них»

В январе Челябинская область гремела на всю страну социальными скандалами. Последним стала история из Озерска: дети отправились гулять по водосточной трубе, а затем заявили, что к ним плохо относятся дома. На каждую ситуацию реагировала уполномоченный по правам ребенка Евгения Майорова. Сайт «Медиазавод» узнал у детского омбудсмена, чем завершился озерский скандал и почему к современным детям приковано так много внимания. 

— Евгения Викторовна, недавно в Озерске разгорелся скандал. Два ребенка пытались «выйти» из квартиры с помощью водосточной трубы, чтобы погулять на улице. Чем завершилась эта история?

— Вообще, мальчик оказался один дома, потому что приболел. Ключей у него не было, дверь открытой оставлять побоялся. Поэтому решил выбраться через окно. Мы получили характеристику на него и брата. Узнали, что детям нравится учиться, у них хорошие отношения с классным руководителем. Школу не пропускают. Дети любят маму, мама их тоже. Но жизнь такая, что нам иногда нужна помощь других людей. Сейчас у семьи появился куратор. Он помогает маме справляться с трудностями, представляет ее интересы во всех организациях. То есть, теперь в семью не приходят представители всех ведомств. Мы выезжали в Озерск, встречались со всеми, в том числе с семьей. Обсудили те потенциальные риски, которые есть у детей, разобрали варианты замещения. И это новая межведомственная работа.

— А как раньше разбирали подобные ситуации в семьях?

— Раньше планы писали специалисты, а семья в этот момент не присутствовала. Но ведь нам важно помогать семье с учетом той жизни, которая у нее уже есть. Мы не должны навязывать свое. Вот и в этой ситуации мы договорились составить план работы, а через месяц собраться и узнать, какие появились успехи. Понимаете, после инцидента дети ведут себя как шелковые. Они и раньше пытались маму не расстраивать. Но, если не начать работу, все вернется на круги своя.

— Семью, в которой воспитываются братья, можно назвать благополучной?

— Как вообще это оценивать? Благополучная семья или нет? Мы ставим ярлыки, а я против них. Если семье тяжело или ей нужна помощь, давайте поставим ярлык «неблагополучная», это, конечно, всех поддержит. Я считаю, что в этом вопросе надо подходить с человеческой точки зрения. Поэтому мы говорим, что обычная семья, которая живет в Озерске.

— Еще десять лет назад ребенок на водосточной трубе не привлек бы столько внимания. Что-то изменилось в отношении к детям в наше время?

— Надо понимать, что это мое личное мнение. Я не являюсь специалистом по изучению поведенческих вопросов. Но мне кажется, сейчас отовсюду идет посыл «нашей главной задачей было выжить». Говорят, что мы и патроны взрывали, и по гаражам лазили. При этом сказать, что не было несчастных случаев, я не могу — не владею такой статистикой. Сомневаюсь, что дети совсем не травмировались. Другое дело, что раньше не было соцсетей и случаи не получали такое распространения. Кстати, после ситуации в Озерске мне стали поступать разные сигналы. Например, пишут: «Вот, у такой-то мамы ребенок ходит и попрошайничает». Для меня это знак, что семья может нуждаться в поддержке. Но нужно понимать, что за каждым действием ребенка что-то стоит, есть причина, которую нужно выяснить. Например, дети могут не попрошайничать, а просто петь и танцевать на улице, получая внимание и деньги от прохожих. Можно направить таких ребят в сторону массовых выступлений, участий в конкурсах. Работая с семьей, нужно в первую очередь искать ресурсы. А обвинять нет никакого смысла, это неэффективно и часто делает только хуже.

— Если у семьи все же проблемы, каким образом власти ей помогают?

— Я не знаю, какой был подход в семейной политике в прошлые десятилетия. Но сейчас у нас подход помогающий, государственная политика больше не носит карательный характер. Хотя всех специалистов не переучишь, но глобальные технологии — про помогающий подход. Например, ребенку нравится вот так спускаться по трубе, лазить по деревьям. И он будет это делать. А мы должны смотреть на ситуацию с точки зрения профилактики. Говорить: «Хорошо, но давай ты будешь это делать безопасно». В Озерске есть секция скалолазания, ребенку можно предложить такую альтернативу. Вообще я давно общаюсь с чиновниками. Крайне редко встречала среди них равнодушных. Но часто в ситуациях, с которыми специалисты сталкиваются, нет очевидного решения. И человеку, который не может получить ответ на свой запрос, нужна поддерживающая среда. Даже если нет решения, нужно об этом сообщить. Тогда, например, родители особых детей не будут думать, что их бросили. Поддерживающая среда снизит социальную напряженность, снимет ярлык «чиновник». Очень обидно, когда так говорят, потому что даже не понятно, что под ним скрывается. У нас на каждом месте находятся в первую очередь люди.

— Многие родители боятся сообщений от «доброжелателей». Потому что говорят, что соцслужба может прийти в любой момент и забрать ребенка, например, за пустой холодильник. Это действительно так?

— Нет, конечно, родители ведь имеют право даже не открыть дверь представителям соцзащиты или комиссии по делам несовершеннолетних. Но когда поступает сигнал, его должны отработать. Если лично узнать ситуацию не получается, отправляют запрос в детский сад, школу, интересуются поведением детей, ситуацией в семье. Также, я считаю, можно было бы запрашивать информацию в поликлинике, насколько выполняются родительские обязанности. Но только в исключительных случаях, нельзя нарушать границы семьи. Это все, кстати, помогающая среда. Ведь ситуации бывают разными: ребенок может быть психически болен, кричать, плакать, а мама с ним просто не справляется. А может быть и такое, что маме или папе стало плохо, и ребенок оказался один, ему страшно. Так что не нужно бояться информировать и сигналов бояться не нужно. Изымают детей, только если существует прямая угроза их жизни и здоровью. И то, помещая в социально-реабилитационный центр, управление соцзащиты пытается работать с семьей. Помогают пройти, например, курс лечения от алкоголизма, проработать детско-родительские отношения. Ищут причину, по которой сложилась ситуация. И семью пытаются сохранить. Вырвать ребенка — просто крайний вариант. Любой ребенок любит любых родителей, и чем более они проблемные, тем больше их жалеет.

— Вы говорили, что бывают нерешаемые вопросы. К вам, уже как к уполномоченному по правам ребенка, тоже с ними обращаются?

— Ко мне чаще всего приходят люди с просьбой помочь в той сфере, в которой я вообще ничего не могу. Например, говорят: «Маленькое пособие. Его увеличили в 2018 году, а ребенок родился в 2017. Нам не хватает денег». Но я не могу изменить закон под человека, могу только рассказать о мерах соцподдержки. Понятно, что они не всегда компенсируют нехватку средств. Но здесь мы вместе с мамой нашли вариант: ребенок идет в садик, а мама выйдет на работу, и тогда она сможет обеспечивать семью. Или другой запрос: «Нам с ребенком негде жить». Но в этом случае я даже варианты не могу подыскать. К сожалению, люди на своих местах могут не все. Мы, конечно, по-человечески поможем, соберем межведомственную комиссию. Мы не формально работаем с заявителями.

— Когда вы переходили из «Искорки» на новую должность, знали, что в Челябинской области так много проблем? В январе всплывал скандал за скандалом.

— Я предполагала, что будет столько проблем. Но мне нужны грамотные люди. Мне нравится работать системно, делать работу, которая ничего не меняет или меняет мало, не интересно. В «Искорке» я создала так называемую зонтичную систему, теперь пытаюсь применить ее к другим особенным детям. Я много изучала опыт федеральный, региональный, зарубежный, я понимаю, как это может работать, и хочу, чтобы наши хорошие специалисты тоже были замотивированы. Если жизнь детей меняется к лучшему, это стоит напряженной работы, которую я веду.

Но когда я пришла работать на должность уполномоченного, не думала, что буду разбираться во всех медийных скандалах. Почему так произошло, я не могу сказать. Но я готова, с учетом сохранения персональных данных, разбираться в этих ситуациях. Но есть в любой ситуации и плюсы, и минусы, и в таких скандалах тоже. Например, ситуация с Полетаево [где тетя пыталась вернуть опеку над 19-летней Лизой и ее сестрами]. У нас уже была встреча с представителем родительской организации, представителем паллиативной службы. Мы ждем отчет о проблемах, с которыми они сталкиваются в своей работе, чтобы организовать круглый стол всех специалистов, которые в этом заинтересованы, и поискать решения.

— Вы много говорили о помощи детям. А какой он, современный ребенок?

— Современное поколение детей, конечно, изменилось. И наша проблема в том, что мы за ними не успеваем. Мы пытаемся сказать, что в наше время было по-другому. Но так это не работает. Поэтому, чтобы дети нам доверяли, чтобы дети нас уважали, мы должны относиться к ним так же. Не навязывать свои установки. Я люблю детей. Они нравятся мне своей открытостью, смелостью, честностью. Иногда они не справляются и закрываются. Значит, мы, взрослые, не смогли создать для них безопасную среду. Как бы ни учился ребенок в школе, как бы ни сложилась компания, он должен быть уверен, что его в семье любят, понимают и поддерживают. И точно не за успехи и оценки. Так что я полностью за детей.