Элита теряет чужой престиж

В отсутствие убедительной стратегии развития страны власть (включая приближенных к ней людей) и оппозиция все чаще демонстрируют проснувшееся классовое самосознание. Обеспеченные слои общества исповедуют классовый подход с чувством свершившейся самореализации. Остальные, смирившись с этим, желают для своих детей лучшей доли.

Оформление высшего общества

Монолитным российское общество не было, наверное, никогда. Однако в советский период существующее статусное расслоение общественно-государственная мораль старалась не подчеркивать, а иногда и откровенно осуждать. Сюжет фильма «Москва слезам не верит» в этом смысле очень показателен. Девушка из рабочей провинции, воплотив американскую мечту, уступает свое жизненное пространство слесарю с золотыми руками и не очень трезвой, но здравомыслящей головой. Вот он, катарсис советской идеологии, убедительная альтернатива западному восприятию действительности. Относительно этой альтернативы делятся на хороших и плохих, продвинутых и не очень остальные герои картины. Статусные родственники Кати Тихомировой и карьеристка Люда должны вызывать у зрителей ироничную улыбку, мама Родиона - раздражение («Я свое уже пожила в коммунальной квартире»), друзья Гоши (доктора и кандидаты наук - такие же настоящие, как и съеденный на природе шашлык) культивируют образ советского интеллигента. В итоге побеждают те, кто оказывается выше материальных и социальных условностей.

В период расставания с коммунизмом общество раскололось не по классовым, а по политическим критериям. Главным был сам выбор исторического пути, а не мотивы этого выбора, которые у рабочего и диссидентствующего профессора были, вероятнее всего, разные. Однако за Ельцина голосовали оба.

С приходом рынка началось откровенное разделение на богатых и бедных. Но общество 90-х годов трудно назвать классовым в силу того, что класс - совокупность устойчивых характеристик и ценностных установок. А 90-е у нас, как известно, выдались лихими, и об устойчивости хотя бы чего-нибудь можно было только мечтать. Даже внешние социальные атрибуты менялись стремительно - от малинового пиджака барыги в начале рыночных реформ до стильных очков Ходорковского в середине 90-х. Стремительность смены внешних и внутренних характеристик наблюдалась и в бедных слоях. Причем бедность не была классово однородной: одни продолжали выживать в рамках полученной еще в советский период профессии, другие «челночили», развивая розничную торговлю. А когда ключевой является проблема выжить (неважно, занимаешься ты переделом нефтяного рынка или поиском рублей на хлеб), классовое самосознание неактуально. Нувориши средней руки, конечно, щеголяли достатком. Но большинство граждан это воспринимало либо снисходительно (как неизбежное следствие недостатка культуры), либо чаще всего с чувством ненависти к богатству. Потому кичиться заслугами на ниве капиталистического труда и открыто насаждать культ денег как всепобеждающего начала было небезопасно. Достаточно вспомнить, что фраза «Нечем кормить детей - не рожайте» стоила главе администрации Южного Урала политической карьеры.

В «тучные нулевые» общественные процессы 90-х продолжились. Состоятельному сословию по-прежнему было не до демонстрации снобизма. Главное сохранить нажитое. К тому же произошло обновление элиты. Бизнесменов потеснили силовики, которые арестом Ходорковского показали серьезность своего настроя в борьбе за влияние.

Дальше, после небольшой передышки, - экономический кризис 2008-го года. Возникла необходимость успокоить людей, а не показывать собственное превосходство. К тому же проблемы в хозяйстве могли обернуться для руководства страны серьезными потерями.

Отношение к электорату как к своему проверенному ресурсу прорывалось лишь в идее национального лидерства, а затем воплотилось в премьерско-президентской рокировке В. Путина и Д. Медведева. Особенно во фразе «Мы давно обо всем договорились». И вот тут началось!

Политическая поза широкой души благодетелей, из царского кошелька посыпающих деньгами дороги, стала предвыборной фишкой. Иногда казалось, что правящая группа от избирателя не ждет благодарности, а требует ее. Причем не особо это скрывая. Риторика национального лидерства выражала идейный посыл элиты: самый популярный политик - не слуга, не сын своего народа, а его вождь. И договаривается он не с обществом, а с приближенными.

Смягчить констатацию классового расслоения могла бы кампания в рамках Общенационального народного фронта. Но разделяющее слово «фронт» уничтожает смысл определения «общенациональный». Тем не менее даже в таком звучании идея носила объединяющий характер. Однако, будучи предвыборным проектом, она лишь стала одним из инструментов, оформивших класс несменяемой элиты.

Шоферов не хотели обидеть

Заданный властью тренд на расслоение подхватила российская оппозиция. Протестные митинги декабря наблюдатели трактуют как оформление среднего класса состоятельных, независимых и креативных людей. О среднем классе говорили давно. Но только прошлой зимой, казалось, он стал реально виден. Именно в нем рассмотрели для себя опору оппозиционные лидеры и глашатаи. В отличие от власти они политически маргинальны, невлиятельны, следовательно, иногда безответственны, а значит, предельно откровенны. То, что власть выказывает намеками и знаками, оппозиционеры говорят прямо: россияне делятся на свободолюбивых модернизаторов и «анчоусов» (метафора от журналиста Юлии Латыниной).

Ответ властей не заставил себя ждать: креативщикам-либералам противопоставлен рабочий класс. О нем в таком значении не говорили, пожалуй, со времен Ленина. Нынешняя компартия - идейный собес для бедных - не в счет. Именно власть сделала демонстративную ставку на четко очерченную группу довольных жизнью работяг. Границы группы несколько размыло недавнее интервью В. Путина. «Самое главное, - сказал президент каналу НТВ, - внутреннее чувство правильности, правоты того, что я делаю. Чувство того, как люди на это реагируют. И не только какая-то узкая группа уважаемых мною интеллигентов, но и коренной русский народ или, скажем, коренной российский народ». Наблюдатели увидели во фразе противопоставление интеллигентов коренному народу. Фактически глава государства констатировал расслоение общества на отдельные группы.

Пролетарские предпочтения властей соотносятся с их же риторикой о повышении престижа рабочих профессий. Индустрия требует людей, которых нет. Не случайно на сайте вакансий Южного Урала можно увидеть такие цифры рядом с названием должности: монтажник - 25 000 рублей в месяц, наладчик пищевого оборудования - 20 000, фрезеровщик - 30 000, электросварщик - 25 000, электромонтер - 35 000 рублей, слесарь-ремонтник - 30 000.

Казалось бы, пролетарская идея подкреплена материально самой экономикой. А попытка власти опереться на большинство - критерий демократичности режима. Проблема лишь в том, что в нашей ситуации не президент опирается на социальную группу, а группа на президента, видя в нем мифологическое существо, способное уберечь от любой беды. Механизмов, превращающих рабочее движение в реальную силу, способную на равных в диалоге, в том числе с политической элитой, отстаивать свои интересы, до сих пор нет. И не предвидится.

Получается опасный парадокс: элита осознала себя как класс, состоятельные клерки - вот-вот осознают. Большинство же людей свое нынешнее положение считают пусть и терпимым, но для их детей неприемлемым. Об этом говорит тот факт, что при демографической яме, жуткой дороговизне высшего образования, туманной перспективе вузов число поступающих в университеты сокращается куда медленнее, чем в училища и техникумы. То есть пролетариат, в отличие от Путина, себя самодостаточным классом не чувствует. И, направляя детей в вуз как на ступеньку перехода в иной общественный слой, демонстрирует, что выход в люди с его точки зрения - совсем не через заводскую проходную. Следовательно, любые фразы политиков о престиже рабочих специальностей останутся демагогией до тех пор, пока их собственные дети не наденут спецовки. В нынешней ситуации это кажется фантастикой.

Ситуация грустная. Она означает, во-первых, то, что наиболее многочисленный слой профессионалов не видит перспектив своих профессий. Во-вторых, массовый приток в университеты и обучение в основном за деньги девальвируют идею высшего образования и, естественно, сказываются на его качестве. И где, исходя из этих двух моментов, ресурс для модернизации и технологического рывка?!

Не сбросишь со счетов и угрозу стабильности. Классовое расслоение уместно тогда, когда между группами, грамотно отстаивающими свои интересы, есть культура взаимодействия, а границы групп относительно прозрачны, что создает условия для социальной миграции. В противном случае любовь к национальным лидерам неизбежно проходит и наступает ненависть - не самая радужная перспектива развития. В этом случае и элита, и креативные почитатели успеха рискуют заплатить и за анчоусов, и за более изощренные издевательства. Одно из последних - страничка в Facebook, приписываемая известному социологу и бывшему члену «Единой России» Ольге Крыштановской - специалисту по изучению элит: «Вот лежала я у голубого бассейна лучшего отеля 5 зв на Кипре и думала: «бли-и-и-ин! Ну могла ли я, простая русская женщина, представить себе, что буду в такой красоте госпожой и барыней отдыхать? И что прислуживать мне станут наши эмигранты - горничные, шоферы, официанты? Мы, оставшиеся в России, приезжаем теперь в разные страны состоятельными туристами. А они - эмигрировавшие за лучшей долей - убирают за нами, возят нас, подают нам...». По сообщениям СМИ, Ольга Викторовна уже пояснила, что не хотела обидеть горничных, шоферов и официантов. Главное, чтобы ей поверили.