Николаус ХАУФЛЕР: "В Челябинске я был бы экологом"

Одним из гостей прошедшего на этой неделе в Челябинске экологического форума был депутат парламента федеральной земли Гамбург Николаус ХАУФЛЕР. Ему всего 27 лет, и он первый в истории представитель законодательной власти Германии, кто родился в бывшем Советском Союзе. Но самое интересное, что его родина - Челябинск. Здесь, в Металлургическом районе, до сих пор живут его бабушка и дедушка.

На форуме Николаус или просто Николай Хауфлер рассказывал о сотрудничестве госорганов и частных компаний в деле защиты окружающей среды. Меня поразил один пример. Почти в центре Гамбурга действует медеплавильный комбинат «Аурубис». Он выплавляет в три раза больше металла, чем «Карабашмедь». Присутствие «Аурубиса» в городе, который посещает 19 миллионов туристов в год, практически незаметно. В прошлом году Гамбург был объявлен экологической столицей Евросоюза.

А мне было интересно!

- Николай, вы переехали в Германию, когда вам было…

- …почти 11 лет. Мы уехали в ноябре 1995-го. Мои родители - и папа, и мама - были учителями русского языка и литературы. Нас двое детей - я и мой младший брат. Как жили тогда учителя, все помнят. По телевизору говорили, что людям нужно учиться бизнесу. А что такое бизнес в ту пору? Спекуляция, купи-продай. К этому нужна некая расположенность… А еще шла чеченская война, и конца видно не было. У мамы младший брат получил ранение в Чечне, и позже, в том числе от последствий, умер. Он был водителем бронетранспортера…

- Вы принимали участие в решении уехать?

- Я с энтузиазмом к этому отнесся. Мне было очень интересно. Челябинск находится очень далеко от всего. Даже крупных городов в России я не видел. Отпуск мы обычно проводили в пределах области, выезжали на природу. А тут - другая страна, плюс мы что-то знали о своем происхождении…

- Чем ваши родители занимаются в Германии?

- Мама - социальный педагог, помогает семьям, у которых трудности в воспитании своих детей. Она приходит к ним домой, рассказывает, что детей нужно кормить завтраками, одевать… В общем, это сложные семьи. А папа работал одно время в компании по экспорту фармацевтической продукции, но дело не пошло. Сейчас занят тем, что в Германии называется «временная работа».

- Вы говорили на немецком в России?

- Мы его учили как иностранный. Бабушка и дедушка знали язык, но не передавали. Потому что это в советское время было чревато. Немцы ведь до 1973 года жили «под комендатурой», без права выбора места жительства. Фактически были неполноценными гражданами. Старшее поколение хорошо об этом помнит.

- У вас еще остался русский акцент?

- Очень мало, кто его замечает, а если замечают, то спрашивают, из какого региона Германии мой диалект. Кстати, хочу поблагодарить свою 82-ю гимназию, теперь лицей. Там мы учили немецкий язык с первого класса. В подготовительном классе в Германии я говорил намного лучше остальных. И уже через полгода меня перевели в настоящую немецкую школу.

- Трудно было привыкать?

- Трудно не трудно, но приехало-то нас в Германию 2,8 миллиона, и все прошли через это. Конечно, нелегко, так же как пойти учиться в университет или устраиваться на работу. Вопрос отношения. Если человек попадает в иную по менталитету, языку и культуре среду, он может почувствовать себя изолированным, отчужденным. А может, наоборот, заинтересоваться. Вот мне было интересно!

- Когда вы поняли, что хотите стать политиком?

- Я не хотел стать политиком. Я вступил в молодежную организацию партии ХДС в 17 лет не с целью сделать политическую карьеру, а чтобы узнать, как работает политическая система Германии изнутри. Мне просто было интересно общаться с такими же, как я, молодыми людьми, говорить о будущем страны, о социальной системе, о демократии.

- А когда вы, что называется, втянулись в реальную политику?

- Сначала я прошел в районный парламент, мне было тогда 24 года. Район большой - это 220 тысяч жителей. Я не занимался специально темой русскоязычных избирателей. Но вот когда я туда попал, люди начали ко мне приходить, и эта тема для меня открылась во всей глубине и широте.

- Насколько трудно было вам избраться в городской парламент Гамбурга?

- Тут специфическая ситуация. Меня поставили в партсписок на 50-е место из 60. Как молодого кандидата, можно сказать, чисто символически. Но впервые в истории Гамбурга у избирателя появилась возможность голосовать не только за партию. В каждом партийном списке можно было поставить крестик и за конкретного кандидата.

Многие политики со стажем даже не просчитали, насколько серьезными будут изменения. А я был готов к тому, что буду проводить кампанию не просто за партию, но и лично за себя среди русскоязычных избирателей Гамбурга. У меня были планы, идеи. Плюс меня уже знали люди по работе в районном парламенте, обо мне писали в русскоязычных журналах, ко мне приходили люди за помощью, и мне удавалось кое-что сделать для них. Я не был человеком со стороны. И поэтому мне было не так сложно избраться.

- А сколько в Гамбурге русскоязычных немцев?

- 63 тысячи из 1,8 миллиона жителей. Примерно три процента населения.

- Ваша избирательная кампания дорого стоила?

- По российским меркам - смешные деньги. Фактически стоимость печатной продукции. Все! За месяц до выборов мои соратники с утра до вечера раздавали листовки. А издатели русскоязычных газет дали мне возможность бесплатно разместить свою информацию в виде вкладыша, простого листа форматом А4.

- Каков был ваш лозунг?

- «Наш кандидат». Это мой официальный слоган и сейчас.

Депутаты на полставки

- Что собой представляет парламент Гамбурга?

- У нас уникальный парламент. Депутаты здесь работают на полставки. Заседания парламента начинаются в три часа дня, заседания комиссий - в пять вечера. Человек приходит с работы - и занимается городской политикой. То есть он не только депутат, он еще и, например, врач, адвокат, предприниматель, медсестра, пенсионер. Мне очень нравится такой принцип - у депутата есть связь с людьми через свою работу. Я вот студент, получаю второе высшее образование. А больше всего в нашем парламенте, пожалуй, государственных сотрудников…

- То есть, по-нашему, бюджетников?

- Да.

- А в России в парламентах больше всего коммерсантов…

- У нас, наоборот, нехватка предпринимателей в парламенте. Потому что им некогда этим заниматься. Они заняты своим делом. Жаль. Но это говорит в первую очередь о том, что человек может заниматься бизнесом, не участвуя в парламенте…

- В Германии еще есть депутаты из русскоязычной среды?

- Через три месяца после меня выбрали человека в парламент города Бремен. В Берлине много выходцев из бывшего СССР, но русскоязычный кандидат никогда не проходил в парламент. Нет их в Бундестаге. И в Европарламенте тоже никого.

- Слушая ваш доклад на экологическом форуме, я поначалу подумал, что вы из партии «зеленых»…

- Нет, ХДС (Христанско-демократический союз) - консервативная партия. Экология в России и в Германии - очень разные вещи. Здесь - это защита природы, зверей, растений от тотального уничтожения. А там - это спасение всего земного шара от возможной экологической катастрофы, или, как минимум, от парникового эффекта. То есть гораздо дальше от повседневной жизни моих избирателей.

В Челябинске я, наверное, был бы экологом. По крайней мере, человеком, который занимается в политике экологией. Здесь эта проблема затрагивает очень многих людей, состояние окружающей среды оказывает прямое влияние на здоровье. И ее очевидным образом нужно решать. У нас, в Германии, мало осталось таких проблем.

- В Гамбурге экологической проблемы не существует?

- На сегодняшний день нет. Может быть, 20 лет назад экологический вопрос был насущным. 40 лет назад - точно был. А сейчас у нас вопрос экологии это, например, как не допустить попадание рыбы в водозабор новой теплоэлектростанции. Чтобы рыба не гибла, для нее строится специальное сооружение, по которому она может проплыть против течения, обойдя водозабор. Цена вопроса - 16 миллионов евро…

- Вы не застали время, когда завод «Аурубис» еще дымил?

- Это, должно быть, было очень давно. Думаю, экологические проблемы, как сейчас в России, в Германии имели место в 60-е годы.

- Интересно, как началась дискуссия между городским сообществом и медеплавильной компанией. Наверное, вначале был конфликт?

- Нет, там обычно как-то с пониманием относятся. Если у них есть прибыль, они повышают производительность, значит, у них есть возможность вкладывать в экологию. Обычно у такого рода предприятий прибыль есть везде - и в Германии, и в России.

- Но у собственника предприятия могут быть другие планы, например, оставить прибыль себе…

- Если факты загрязнения налицо, а государство знает, что у завода есть прибыль, то в чем может быть конфликт? Государство просто требует с него. Какой будет его аргумент против вложения в экологию?

- Допустим, эти деньги нужны для развития еще одного производства.

- Такого же вредного? Если выбор - или голод, или чистый воздух, тут все очевидно: надо кормить людей. А если выбор - чистый воздух или новая машина для сотрудника завода, то это совсем другое. У христианских демократов такое мышление. А «зеленые» более радикальны - выступают даже за отказ от использования нефти…

Но мы все в Германии пытаемся построить высокотехнологичное общество, у которого есть в материальном смысле все, но которое живет в природных условиях, как будто там человека и не было. Я имею в виду его отрицательное влияние.

- Но у ХДС при этом есть и мировоззренческий взгляд на экологию, так?

- Да. Христианские демократы считают, что земля создана Богом, поэтому человек не вправе ее разрушать, включая любое растение и всех зверей. Точно так же, как человек не имеет права другого человека убивать.

Работа на перспективу

- Каковы ваши политические планы, скажем, на перспективу следующих 10 лет?

- Я хочу сначала решить политическую задачу, которую взял на себя. Создать условия, чтобы российские немцы были закреплены в демократическом обществе. Чтобы они были конкурентоспособными на рынке труда. Чтобы их присутствие чувствовалось в германских партиях. Чтобы они имели своих депутатов. Чтобы из их среды выходили топ-менеджеры крупных компаний. Это работа на долгое время.

- Николаус Хауфлер будет когда-нибудь канцлером Германии?

- Бог знает… Но сегодня у меня нет такого желания. По моему впечатлению, канцлер за год службы стареет примерно на четыре года. Насколько я к этому готов - не знаю…