По ночам к ним стучали в дверь

Наверное, в России нет ни одной семьи, которую в зловещие тридцатые-сороковые-пятидесятые годы прошлого века не задела своим крылом сталинская машина так называемого «правосудия».

Под ее молох попадали интеллигенты и рабочие, ученые и писатели, актеры и учителя. В том числе и сотрудники медицинского училища в Кыштыме. В то тревожное время педагоги смотрели друг на друга расширенными глазами, в которых таился один и тот же вопрос: «Неужели кого-то еще?»

Завышал нам оценки

…2 июля 1988 года в музее медучилища собрались его первые выпускники. Они вспоминали преподавателей той поры. Заговорили о директорах. Ровно за 50 лет до описываемой встречи, 2 июля 1938 года, Николай Дмитриевич Лунев вручал выпускницам свидетельства медицинских сестер. Его предшественник Николай Александрович Новиков преподавал историю. Фотографии этих двух руководителей медучилища размещены на музейном стенде «Наши директора». А кто был директором, когда первые выпускники поступали в медицинскую школу?

Неуверенным голосом кто-то произнес: «Василий...» При этом имени все оживились: «Да, да, его звали Василий Евдокимович Лезин! Кажется, он был арестован...» Постепенно выяснилось, что старожил Кыштыма Валентина Забродина училась у Василия Евдокимовича в 20-е годы в школе второй ступени - бывшей гимназии. Евдокия Сухарева работала с ним в первые годы революции в селе Рождественском (Тютняры) поблизости от Кыштыма.

Запросы о Василии Евдокимовиче мы разослали выпускницам, живущим в разных концах страны. Ответы получили из Киева и Петербурга.

«На первых порах он с нами намучился, - читаем в одном из писем. - Ведь у нас поначалу и помещения не было. Каждый день, когда заканчивались уроки, он заходил к нам и объявлял, куда завтра приходить учиться: то в служебное заводское помещение, то в библиотеку по соседству».

А вот строки из другого письма: «Лет сорока, выше среднего роста, худощавый, с сединой на висках. На урок заходил всегда с улыбкой, сразу располагая к себе, поднимая всем настроение. Он вел у нас уроки физики и химии. Мы догадывались, что он намеренно завышал нам оценки: при хорошей успеваемости мы получали стипендию на 5-10 рублей больше».

Живой, общительный, простой в обращении, к учащимся проявлял прямо-таки отцовские чувства. Часто навещал в «общежитии» (иногородние жили по частным квартирам), помогал пилить и колоть дрова. Интересовался бытом, понимая, что непросто 13-14-летним девочкам жить без родителей. Сам предлагал одолжить деньги, если чувствовал, что у них что-то не ладится.

Считался неблагонадежным

О его репутации в городе рассказала Клавдия Алферова - учительница начальных классов, дальняя родственница доктора Валентины Александровны Сергеевой, преподававшей в медучилище (сейчас оно расположено на улице, названной ее именем): «Помню собрание учителей в здании бывшей гимназии. Выбирали президиум. В числе избранных поднялся на сцену Василий Евдокимович Лезин. Я впервые услышала, но сразу запомнила: высокий, с пышными волосами - образ истинного интеллигента».

Вот так, через встречи и расспросы, мы получили возможность составить словесный портрет нашего первого директора.

Но так хотелось, чтобы его фотография висела среди портретов других директоров на стенде нашего музея!

Прошло еще три года. В 1991-м мы получили из Казахстана редкий снимок. На нем была надпись: «Школа медсестер. 2-й курс». Значит, на фотографии - первые воспитанницы училища. Многих мы уже знали в лицо, с кем-то из них активно общались. Второй ряд - преподаватели. Мы тоже узнали их без труда: Степан Александрович Галицков (преподавал латынь и фармакологию), Ольга Ивановна (завуч), Николай Климентьевич Веллер (дерматолог, преподавал кожные болезни), Валентина Александровна Сергеева (клинические дисциплины).

А вот одно лицо в ряду преподавателей, без сомнения, встретилось впервые. На снимке четко пропечатана дата - 12 марта 1937 года. Уверенная посадка, спокойная поза. Это он - Лезин. Справа его друг Жан Карлович Яношек - учитель рисования и черчения, мастер на все руки, человек безупречной порядочности. Их вместе и арестовали в 1937 году.

А вот материал «Память об учительнице жива», опубликованный в «Кыштымском рабочем» 7 февраля 2006 года. Бывший ученик рассказывал в этой публикации об Елене Сергеевне Яношек - любимой учительнице. Вспоминал, как часто провожал ее до дома, помогая донести тяжелые сумки с тетрадками. На пороге их всегда встречал Жан Карлович, приглашал к столу, угощал чаем с вареньем.

Однажды, рассказывает автор статьи, Елена Сергеевна пришла на урок в удрученном настроении. После занятий, дождавшись ее у школы, мальчики пошли провожать учительницу. Когда дошли до дома, Елена Сергеевна остановилась, печально посмотрела на детей и тихо сказала: «Сегодня нас, дети, никто не встретит. Ночью Жана Карловича арестовали».

Он был австриец, и этого было достаточно. А причина ареста Василия Евдокимовича, вероятнее всего, кроется в том, что его отец считался зажиточным. Он жил на заимке в 18 верстах от Аргаяша, занимался там хлебопашеством. В селе Рождественском Евдоким Игнатьевич имел дом. После революции в нем открыли сельский клуб с библиотекой. Но причиной ареста Василия Евдокимовича могли быть и его дружеские взаимоотношения с Жаном Карловичем, который, по меркам того времени, считался иностранцем. А это значит, неблагонадежным.

Собирай свои платьица!

Другой эпизод связан с именем Валентины Александровны Сергеевой. Многие годы она была в Кыштыме всеми уважаемым доктором.

Есть в ее биографии и один особенно значимый факт. Не имея своих детей, Валентина Александровна воспитывала шестерых приемных. Из них только две девочки были ее родственницами - Валентина Мирковская и Минна, Минночка - племянницы (одна по сестре, другая по мужу).

Минну мы нашли. Она жила в Казахстане. 15 лет переписывались. В 1992 году она приезжала к нам на вечер в честь 100-летия со дня рождения Валентины Александровны Сергеевой. Вот что она нам рассказала.

Отец Минны Владислав Яковлевич Хронжстек был поляк, его жена Зинаида была сестрой Александра Ивановича Гуськова - мужа Валентины Александровны Сергеевой. Мама Минны умерла от туберкулеза в возрасте 24 лет, когда дочке было всего шесть лет. Минночка осталось с отцом, который работал завхозом в школе. Это был одинокий, замкнутый человек. Шли годы. Отец не мог не думать о будущем подраставшей дочери. Ему удалось узнать адрес родственников в Польше. Он начал ходить по инстанциям, добиваясь получения визы для выезда на родину. За ним установили слежку.

Представьте себе: улица Республики, правая сторона от центра, где сейчас стоит первая в городе пятиэтажка (сразу за библиотекой им. Швейкина). На этом месте располагался старинный деревянный дом с парадным крыльцом, в котором жили отец и дочь Хронжстек.

- И вот, - рассказывала Минна Владиславовна при посещении нашего музея, - в октябре рано утром, когда еще не светало, в дверь парадного постучали...

Отец Минны, одеваясь на ходу, пошел открывать. Минна услышала мужские голоса, и тут же все смолкло. Наскоро накинув что-то из одежды, девочка прямо из постели босиком выскочила на крыльцо и увидела удаляющуюся фигуру отца, а по бокам - двух конвоиров. Минна вскрикнула. Отец обернулся: «Минночка, приедет тетя Валя, сходи к ней, может быть, она тебя возьмет». Это было последнее, что сохранилось в памяти дочери об отце. И это тоже случилось в 1937 году, на который пришелся пик политических репрессий.

Так в 13 лет, еще ребенком, Минна осталось круглой сиротой.

Когда Валентина Александровна вернулась из командировки в Москву, сама пришла к Минне: «Собирай свои платьица, будешь жить у меня».

На вечере памяти Валентины Александровны 13 февраля 1992 года Минна заливалась слезами: «Что было бы со мной, если бы не эта женщина!». Валентина Александровна вырастила девочку-сироту, дала ей образование. В годы войны Минна поступила в Ленинградский пединститут им. А.И. Герцена, эвакуированный в Кыштым, окончила его после 1945 года уже в Ленинграде. Она преподавала иностранный язык. В последние годы прошлого века Минна, как и многие другие, получила документ о реабилитации своего отца. Но могло ли это принести утешение? Люди уходили в безвестность, они были просто стерты с лица земли. В семьях боялись хранить снимки тех, кто был подвергнут репрессиям, уничтожали даже фотографии. Сохранилась только людская Память. Добрая память, которой мы обязаны дорожить.