Путч: как это было
Три дня августа 1991-го в Москве и Челябинске
Президент СССР Михаил Горбачев был в отпуске в крымском Форосе. В ночь на 19 августа 1991 года вице-президент Геннадий Янаев подписал указ о чрезвычайном положении. На улицах Москвы появились танки, а на телеэкранах - «Лебединое озеро».
Хронику событий тех дней, вошедших в новейшую историю как «августовский путч», того, что происходило в столице и как это отражалось на Южном Урале, пожалуй, уместнее всего отследить по публикациям «Челябинского рабочего». Ежедневная областная общественно-политическая газета, чьими учредителями тогда были трудовой коллектив редакции, Челябинский обком КПСС и Челябинский областной Совет народных депутатов, с 20 августа вела эту хронику, довольно полно отражая позиции противоборствующих сторон, давая слово участникам событий в Москве и Челябинске.
Первую полосу номера за 20.08.1991 открывает «Заявление советского руководства». В нем сообщается о переходе полномочий Президента Союза ССР к вице-президенту Геннадию Янаеву («В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…») и о введении чрезвычайного положения «в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев» («…идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе…» - так обосновывается необходимость крайних мер).
В этом же заявлении информация о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) из восьми персонажей, в числе которых Г. Янаев, премьер-министр СССР В. Павлов, председатель КГБ СССР В. Крючков, министр внутренних дел СССР Б. Пуго, министр обороны СССР Д. Язов…
Большую часть этой же первой полосы занимают «Обращение к советскому народу» ГКЧП и первое «Постановление» комитета, заклинающие сограждан угрозой гражданской войны, сообщающие, что политика горбачевских реформ зашла в тупик, обещающие спасти страну от катастрофы, вводящие запрет митингов и иных акций протеста, устанавливающие контроль над средствами массовой информации.
Но рядом с этими документами, свидетельствующими о государственном перевороте, здесь же, на первой полосе, находится место для информации «Позиция руководства РСФСР»: «Президент РСФСР Б. Н. Ельцин негативно воспринял чрезвычайные меры советского руководства… …распространено подписанное руководителями России Обращение, в котором, в частности, Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР назван «незаконным».
Эта информация пришла по каналам РосТАСС и отражала лишь малую часть положений обращения «К гражданам России», уже утром 19 августа подписанного Б. Ельциным, председателем Совета министров РСФСР И. Силаевым и и. о. председателя Верховного Совета РСФСР Р. Хасбулатовым. Помимо объявления незаконными ГКЧП и его распоряжений оно содержало обращение к военнослужащим не принимать участия в реакционном перевороте и призыв к всеобщей бессрочной забастовке.
И рядом же редакционная заметка «О текущем моменте. В президиуме и исполкоме областного Совета народных депутатов» с фразой о том, что «на территории области продолжают действовать законы РСФСР» (ее произнес тогдашний председатель областного Совета Петр Сумин, это было очень важное определение позиции), информацией об обращении к народу Бориса Ельцина и его соратников.
Уже в следующем номере, день спустя, проельцинских и собственно ельцинских текстов (его указов, объявляющих действия ГКЧП «антиконституционными» и квалифицирующих их как «государственный переворот», а членов комитета объявляющих преступниками) становится на порядок больше. Некая (не очень внятная) лояльность по отношению к ГКЧП звучит только в опубликованном «Заявлении бюро обкома КПСС», а вот профсоюзы и даже обком комсомола демонстрируют полную поддержку российской власти.
Звучат голоса южноуральцев. В репортаже о митинге на челябинской площади Революции «Город в раздумье» («Очень эмоциональным было выступление председателя горсовета и горисполкома В. П. Соловьева. Он подтвердил свою приверженность администрации Ельцина, заявил, что не признает вновь созданного чрезвычайного органа Союза»).
Множество откликов в подборках «Вести с предприятий» и «Мнения южноуральцев». Вот некоторые из них.
А. Зайцев, председатель профкома Челябинского тракторного завода: «Мы получили обращение Президента России Б. Н. Ельцина, заводчане о нем уже слышали. Отношение тоже разное. Предложение о забастовке не поддержано, люди говорят, что надо услышать М. С. Горбачева, законно избранного главу государства».
В. Волков, колхозник колхоза «Черноборский»: «Уход по болезни… У нас такое объяснение стало привычным способом увода руководителя. На мой взгляд, это шито белыми нитками, и, скорее, вчерашний день смахивает на переворот».
Л. Артемьева, работник Металлургического райкома КПСС Челябинска: «Нисколько не сомневаюсь, что предпринятые советским руководством меры осуществлены с ведома М. С. Горбачева. Я всей душой за порядок. Хочется верить, что он будет, наконец-то, наведен. Нельзя больше мириться с развалом».
Доменщик девятой доменной печи Магнитогорского металлургического комбината, не пожелавший назвать себя, поскольку «не известно, что еще завтра будет»: «Не понимаю, кто или что мешало людям, объявившим чрезвычайное положение, делать все то, что они сейчас обещают выполнить. Бороться с теневой экономикой, коррупцией, мафией, преступностью, навести порядок в стране, чтобы не было угрозы безопасности личности, было их прямой обязанностью и раньше».
События в Москве развивались стремительно. Информацию о них газете передавали по телефону их непосредственные участники. Публикация «Дни и ночи Москвы» - монолог народного депутата РСФСР Н. Клюева, бывшего в эпицентре столичных событий: на баррикадах у Дома Советов, совещаниях у Бориса Ельцина, многотысячном митинге, на московских улицах, где звучали выстрелы и погибли трое молодых защитников демократии: Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов.
В этом и других рассказах о столичных событиях возникают и имена известных участников событий трех августовских дней (не только политиков и военных: «Пришел в кабинет Бурбулиса и молча выложил две огромные «авоськи» с дорогими сигаретами Геннадий Хазанов», - это уже из монолога члена Верховного Совета СССР А. Пенягина), и собирательный образ народа, не желающего, чтобы его снова загоняли в стойло тоталитаризма. А на челябинской площади Революции 20 и 21 августа не стихали митинги, которые их участники обещали проводить «до полной победы над хунтой».
Победа пришла стремительно. Уже в ночь на 22 августа М. С. Горбачев прилетел в Москву. Президент СССР вернулся фактически в столицу другой страны с другим национальным лидером - Борисом Ельциным. До окончательного развала СССР остались считанные месяцы. Много событий, драматических и даже трагических, произойдет в эти месяцы (27 августа, к примеру, газета объединяет под общим заголовком «Покончили жизнь самоубийством» две информации ТАСС о смерти маршала С. Ахромеева и управляющего делами ЦК КПСС Н. Кручины), еще больше в последующие годы. Постсоветский российский период с его надеждами и разочарованиями, утратой иллюзий, переменами в позициях и отношениях вчерашних соратников, появлением новых лидеров - это уже другая история.
Текст: Владимир Спешков
«Все понимали, что прежнего уже быть не может»
Своими воспоминаниями о событиях августа 1991 года делится глава администрации Челябинской области (в 1991 – 1996 годы) Вадим Соловьев.
Напомню, что к лету 1991 года в СССР настолько была утрачена управляемость территориями, что каждая из республик и даже областей стремилась к самостоятельности. Пример – звучавшая идея о создании нашей, Уральской, республики. О том же, по сути, заявляли такие российские автономии, как Татарстан и Башкирия.
Союзные республики уже принимали декларации о суверенитете, первые секретари компартии мечтали стать президентами. Вспыхивали межнациональные конфликты, массовые беспорядки. Терялась управляемость армией. Многое из этого хорошо описано в монографии Егора Гайдара «Гибель империи».
В августе 91-го я занимал пост председателя Челябинского городского совета. И иной вариант, кроме как поддержать в начавшемся противостоянии силы, направленные на дальнейшую демократизацию страны, я не рассматривал. К тому времени изучил множество трудов социологов, политологов, доказывавших, что альтернативы демократическому, рыночному пути развития нет. Мой личный, профессиональный опыт свидетельствовал о том же. Осознание необходимости перемен было растворено в воздухе. И я говорил об этом открыто на протяжении уже нескольких лет, об этом же сказал, выступая на многотысячном митинге в поддержку Бориса Ельцина в дни путча.
Исход попытки переворота был не предсказуем, многие беспокоились о том, чем все закончится, но мне страшно не было. Просто старался сделать все возможное, чтобы содействовать утверждению в России новой власти и проведению реформ.
Ночь на 19-е августа мы с семьей провели у родных. И когда утром по телевизору стали показывать «Лебединое озеро», моя дочь – политолог и социолог, демократически настроенный преподаватель института – просто кричала на меня: «Вы все прошляпили!» И я сказал семье, своему свояку, с которым мы вместе в техникуме учились: если случится так, что со мной что-то произойдет, то, Паша, не берите с собой никаких вещей особых (только самое необходимое) и – сразу переезжайте в Казахстан.
И я, действительно, не знал, чем все может закончиться, хотя был лично немного знаком с вице-президентом СССР Янаевым. Геннадий в свое время возглавлял Горьковский обком комсомола, затем комитет молодежных организаций СССР. Мы даже как-то вместе с ним в числе многочисленных молодежных лидеров страны были на приеме, организованном американским посольством.
Во время путча мы с соратниками несколько суток находились в городской администрации. Среди людей, окружавших меня в те дни, был Борис Мизрахи, который потом водрузил на здании российский флаг вместо советского. Мы постоянно проводили встречи с активными участниками тех событий. Были с нами и воины-афганцы во главе с Виталием Паутовым. Мы постоянно держали связь с приемной президента России Бориса Ельцина, с его помощником Виктором Илюшиным.
На второй день переворота состоялось заседание облисполкома, на которое я был приглашен. Возник вопрос, кого поддержать: Ельцина или ГКЧП. Некоторые выступавшие из числа руководства, по сути, предлагали кивать в обе стороны. В итоге из Челябинска в города и районы области пошла телеграмма, из которой нельзя было понять, за кого мы.
Я предложил руководству облисполкома выступить на радио и телевидении, заявить о протесте против действий ГКЧП, потому что на площади Революции собралась многотысячная толпа, и в ряде городов региона были подобные настроения. Но нацеленных на контакт с демократами, на общение с митингующими в облисполкоме почти не было.
Возвращаясь с заседания, я присоединился к собравшимся на площади и (может быть, даже покривив душой, чтобы удержать толпу от агрессивных действий) сказал, что областная власть поддерживает демократические перемены.
Следующим утром мне удалось прорваться на областное радио (напомню, что в стране был информационный вакуум) и рассказать о том, что происходит в Москве. Мы в режиме реального времени получали информацию, благодаря радиостанциям, не подконтрольным путчистам. Ребята-афганцы притащили приемник, который мог ловить эту волну, и мы слушали и знали, что происходит в столице. Показательно, что поддержку ГКЧП не обозначили ни подразделения войск, ни другие силовые структуры на Южном Урале, ни военные училища. Ждали исхода. Было молчание, но не было противодействия силовиков происходящим переменам. Все понимали, что прежнего уже быть не может.
Интервью: Андрей Сафонов
