Писателю Сергею Полякову исполняется 60 лет

Писатель из Верхнего Уфалея Сергей Поляков все чаще смотрит не в будущее, а в прошлое. Может, возраст: как раз завтра ему исполняется 60. Внутренний взор все пристальнее оглядывает прожитое, а в сознании стучит: что еще не осмыслил, что еще смогу? Есть пять своих книг, хорошо встреченных на малой родине, в области и стране. Есть семья: трое детей, пятеро внуков. Главное - не утратил веру в слово, способное озарить, разбудить сердце.

- Сергей Алексеевич, как самочувствие? В одном из своих стихотворений (их уже столько, что можно собрать приличный сборник) ты написал, что здоровье не самое лучшее…

- Да, есть такое. Только не забывай: все мои стихи - с иронией, с доброй насмешкой над лирическим героем. Но строчки выскочили, и от правды в них никуда не денешься:

Старею вот. Бессонница, отдышка.

Давление замучило, живот.

И ноги мерзнут…

- Узнаю твою манеру прикола в свой адрес…

- Два года назад девушка в автобусе уступила мне место. Неделю переживал: вот она, старость. По этому поводу пришел стих:

И хоть теперь я вовсе не у дел,

Прекрасное по-прежнему мне мило.

В трамвае на девчонку посмотрел -

Она мне молча место уступила…

- И какой взгляд на прошлое с высоты «пензии»?

- Прошлое, лет 30-40 назад, было в некотором роде лучше настоящего в плане взаимосвязи человека и природы. Господствующая идеология, приводя в действие государственную машину, калечила судьбы смельчаков, выступавших против нее. Но были сферы, где человек мог обрести душевный покой: работа на земле, природа, искусство. Сегодня для россиянина эти сферы сузились. Крестьянство в загоне. Подумать только: в аграрной стране потерян интерес к земледелию. Подлинное искусство сильно потеснено суррогатным творчеством, весьма губительным для увлеченной им молодежи. Вера в Бога, лишенная притеснений, так и не стала сокровенным самосознанием большинства. Прежний (дореволюционный) молитвенный дух в людях утерян, на первом месте - обрядность.

Стали более понятными многие строки Библии. Например: «И живые будут завидовать мертвым». Вспоминаю, какие были земляничные поляны: втроем с детьми за полдня 10-15 литров набирали. В речках хариуса было предостаточно, в лесах - дичи. 30 лосей за день видел на охоте. До того времени, как разрешили «спортивный отстрел», когда по лицензии на лося заваливали пятерых сохатых. Теперь завидуем отцам-дедам: в неплохом мире они жили. Ныне же природные богатства, увы, не народные, несмотря на громкие заявления об этом.

- После пединститута ты работал учителем в деревенской школе, затем директором. Понятно, к судьбе села неравнодушен. Что же сокрушило былую житницу?

- Во всех развитых странах аграриев «подкармливают», создавая нормальные условия для земледелия и животноводства. У нас деревня выброшена на обочину государственности. Не случайно вакуум быстро заполнили гастарбайтеры. Смекнули, что россияне перестали видеть в пашне и плантациях былую ценность. Сами перестали? Или охладели к матушке-кормилице, разочаровавшись в поддержке властей?

Горько видеть, что поля зарастают бурьяном. Памятниками былой крестьянской доблести стоят пустующие элеваторы. Разрушенные здания животноводческих ферм напоминают картинки времен Великой Отечественной. Заграница теперь нас кормит, и властям неважно, что продукты из-за рубежа сомнительного качества.

Еще не ушли люди, которые видели, знали другую жизнь. На них бы опереться, чтобы выправить существующее положение дел. Не надо ругать консерваторов. А то, если так дальше пойдет развитие цивилизации с неистовой урбанизацией, тотальным загрязнением среды, уничтожением видов живности, то, действительно, как учит Библия, придут времена, когда «живые будут завидовать мертвым».

Возьмем библейское толкование мегаполиса (Вавилона). Сегодня это - Нью-Йорк, Москва и другие, стянувшие на себя «одеяло» с остального мира. Не может так долго продолжаться, и под ними уже «тикает» детонатор: природные катаклизмы, террор, финансовая «секира». Вот ведь Детройт стал городом-призраком, а когда-то был промышленным гигантом.

- А разве настоящее время с его научно-техническим прогрессом не улучшает жизнь людей?

- Сегодняшняя цивилизация многое потеряла. Она очень ущербна. Ее технические приобретения не дают достаточно «топлива» для работы духа, опустошают сердца, мозги направляют не туда. Преимущественно - на стяжание материальных благ.

Не открою Америки, назвав причину «приземления» и падения человека: он все дальше удаляется от Бога (несмотря на приближение церкви к людям). Забывает, что создан по Его облику и подобию.

Каждый человек по замыслу Божьему - творец. Вот только бы родители с утра жизни дали возможность заниматься творчеством, угадали бы, к чему пригодно чадо. Но родителям некогда: один прилип к компьютеру, другая - к сериалу. В школе тоже не до ребенка - надо отрапортовать, что учат строго по программе. Затем человек попадает на «работу», где «не умеешь - научим», «не хочешь - заставим». И - «давай-давай». К 20-30 годам формируется определенный гуманоид «как все», свою миссию на земле он видит зачастую сквозь цифры сумм на банковском счету.

Пропагандируемое ныне «качество жизни» давно уже не ассоциируется с обычным достатком, а предполагает уровень, в достижении которого современный человек готов пройти по головам ближних. Поэтому и верится в несветлые прогнозы будущего нашей планеты.

- Не слишком ли мрачноватым получается разговор?

- Правда никогда не лишала людей надежды. Вовремя поставленный диагноз помогает побороть болезнь. А недугов у российского общества сегодня много. Это и чуть ли не массовое пьянство, проистекающее во многом от падения нравов. И искусственно заниженные зарплаты рядовых работников. И коррупция, разросшаяся в геометрической прогрессии. И балбесничанье молодежи, кидающейся то к сексу, то к наркоте, то к легким деньгам.

- Сергей Алексеевич, но, может, с художественным словом дела обстоят лучше?

- Слово всегда было и остается спасением, если сориентировано на соблюдение заповедей, иначе оно окажется безблагодатным. И сегодня оно присутствует в нашей жизни, творчестве многих талантливых людей. И это вроде бы неплохо. С другой стороны, жажда этого слова в обществе сильно ослабла. Да что там: перестало оно быть востребованным в той мере, в какой необходимо. Закрываются библиотеки. Нетронутыми на книжных полках лежат не только переиздания классиков, но и нередко лучшие произведения современников. Прежде чтение было сотворчеством. Читатель думал, страдал, обретал душевный свет вместе с автором. Теперь многие берущие в руки книгу предпочитают вместе с писателем распутывать криминальные интриги, предаваться цинично-откровенной эротике, а про любовь читать только со словом «заниматься». Такого автора зачастую грех писателем назвать, а его «творения» выходят многотысячными тиражами.

В XX веке в мировой переработке информации принимала участие значительная доля писателей. В XXI веке устранилась связь писателя и читателя: тиражи стоящих книг минимальны, «бумажную» литературу сильно потеснили новостные сайты, а так называемое сетевое чтиво не устраивает многих писателей. Хотя соблазн велик - «набил» текст на компьютере и «выложил» в Интернет, пусть «заходят». Слова-то какие: «набил», «выложил» - только что не «наложил»: нюхайте!

Слово - пища для души. Она черствеет, загнивает, если «корм» недоброкачественный. Если с детства ребенок слышит в речи родителей мат, видит и читает на дисплее разные непристойности, он и будет всю жизнь разговаривать с матерками, подражать циникам. Его и в детский сад не возьмут - довоспитает улица до точки сборки хулигана, бандита, зэка.

Доброе слово, вовремя сказанное и в нужном месте нуждающемуся человеку, иногда решает его судьбу. Вовремя изданная настоящая книга формирует мировоззрение тысяч людей. Если бы «Собачье сердце» Михаила Булгакова попало в хрестоматии, наверняка не было бы в стране такого разгула шариковых.

- А писательство в провинции также скатывается к ширпотребу, мелким темам и пошлости?

- Провинциальным литераторам зачастую не хватает глубины осмысления, тщательности в работе над текстом, сюжетом, то есть профессионализма, но вот в заигрывании с публикой их, как правило, обвинить трудно. Они пытаются выразить свое сокровенное видение, иной раз точно подмечают характеры земляков, передают особенности их речи, что, собственно, имеет немалое значение для сохранения самобытной культуры российской провинции.

- Кстати, Сергей Алексеевич, твои книги служат примером именно такого подхода к писательскому творчеству. Говорю не только от себя…

- Спасибо. Однако замечу: вслед за деревней оскудела и провинция. Деревня и малые города были донорами, поставлявшие в Город талантливых людей.

- Что успел?

- Немало лет поработать в литературе. Не знаю, много ли успел, качественно ли «марал бумагу» - оценит время. В период московской учебы в элитном вузе пообщался с большими писателями. С удовольствием работал с областными товарищами по литературному цеху - Владимиром Носковым, Сергеем Семянниковым, Николаем Егоровым, Геннадием Скобликовым, Владимиром Черноземцевым, Владимиром Максимцовым… Спасибо всем за участие в моей судьбе. На родине успел выпустить большую книгу верхнеуфалейских литераторов, куда вошли произведения почти всех авторов. Всю жизнь собирал среди земляков народную мудрость, популяризировал уральский говор. В хрестоматию вошел…

- А в остальном чем жив? Чем счастлив?

- Радуют дети, внуки. А еще то, что поработал в разных профессиях и должностях, поколесил по стране и по миру. Посчастливилось, например, побывать на могиле Ивана Бунина в Париже. Это было мне напоминанием, что писателю нельзя забывать, как творили великие предшественники. Они писали правду, вбирая в себя боль и свет, прежде всего, родной страны, но и всего человечества тоже. Что еще? Порыбачил вволю, поохотился и… поездил на японских грузовиках.

- ?

- Литература давно уже, как известно, не кормит, хотя многие считают писателей богатыми людьми. Чтобы не разочаровывать, приходится зарабатывать нелитературным трудом. Но это отдельная тема, внутрицеховая. Мои товарищи буквально тонут в заботах о куске хлеба, тратят силы не туда. Мне проще было заработать не пером, вот и колесил по стране. Романтика!

- Что было для тебя самым трудным?

- Оставаться самим собой. Писать правдиво. Любить людей… Есть такая вещь: бремя любви. Именно бремя. И оно, это бремя любви, бывает тяжелее, чем бремя ненависти.

- Но разве не для людей ты писал всю жизнь?

- Очень сложный запутанный вопрос. Полжизни искал человека в человеке, для него и писал. А потом осенило: надо писать для Бога. Для Бога в человеке - вот что на моих знаменах. В себе чувствовать Бога. Уже что-то начало доходить до меня на Высших литературных курсах, когда профессор Куницын, атеист, говорил: «Идет расчеловечивание человека». Так близко от истины: идет разбожествление человека. Понравилось недавнее признание Галины Вишневской: «Я всю жизнь пела не для людей, а для Бога». Вот все и прояснилось.

- О чем жалеешь?

- Помнишь роман Хемингуэя «Старик и море»? Это не рыбу поймал старик. Это писатель «поймал волну», заарканил «добычу», а не смог до конца реализовать замысел. Налетели «акулы», растащили рыбу.

Еще - много говорил лишнего, пустого, работал на публику. Иногда - лучше молчать.

- В чем как писатель видишь надежду, позитив?

- Для каждого конкретного человека путь к спасению по-прежнему открыт. Он - в покаянии в грехах, осмыслении своего места на земле, заботе о ближних. Но, прежде, в любви. Той любви, способность к которой по великой милости свыше дарована каждому смертному, надо лишь дерзнуть дорасти до нее, понудить себя. И мне тогда как писателю в большее удовольствие мой труд - свидетельствовать не только о скольжении вниз, но и о добрых потугах и взлетах в душах наших соотечественников.

Валерий Еремин

Писатель Сергей Поляков не теряет веру в слово, способное разбудить сердце. Фото Валерия Еремина