Сергей Гордеев: «У нас острый дефицит стимулов для развития»

Текущий кризис, в отличие от предыдущего, ударит по каждому из нас. Так считает экономист, руководитель научно-образовательного центра при Уральском отделении Академии наук Сергей Гордеев. С ним мы говорим об экономическом спаде, ценовом росте и о том, как при этом жить.

- В последние десять с лишним лет в стране шло снижение темпов экономического роста, - говорит Сергей Сергеевич. - Например, объема валового внутреннего продукта, уровня зарплаты. Если в начале 2000-х годов по этим показателям мы прибавляли по 10-15 процентов в год, то на данный момент рост практически остановился. Темпы инфляции, наоборот, сначала снижались, а потом начинали расти. И сейчас мы впервые за десятилетие подошли к положению, когда темпы роста экономики значительно ниже уровня инфляции.

- Это взаимосвязанные вещи?

- Нет. Но не в том дело. Сегодняшняя турбулентность экономики была ожидаема, но не в таких масштабах. Если бы не было падения цены на нефть и геополитических вызовов, мы бы вошли в такую же ситуацию, допустим, через год и с меньшими потрясениями. Мы впервые за 15 лет подошли к сокращению объемов производства в экономике и потере благосостояния большинством людей.

- Но ведь в 2009 году тоже было непросто.

- В то время произошло кратковременное (подчеркиваю) падение и после этого довольно быстрый рост. А сейчас мы вошли в зону, где источников мгновенного роста нет. И это - полноценный структурный кризис.

- Последствие зависимости страны от нефтегазового экспорта, а области - от продажи за рубеж металлов?

- Да и об этом давно говорят. Действующая модель экономики в 2005-2007 годы давала довольно неплохие результаты, и вроде бы причин менять ее не было. Хотя ситуация постепенно ухудшалась, но трансформировать модель оказалось очень сложно. В итоге теперь мы у черты спада, из которого без структурных и институциональных преобразований просто так не выбраться.

- В 2009-м мы хотели вернуться на докризисный уровень…

- …А сейчас возврат к хозяйственным достижениям начала 2014 года уже мало кого устраивает. Потому что их перекроют нынешние темпы инфляции.

- Единственный выход - кардинально менять экономическую структуру?

- Но «кардинально» не означает, что это удастся сделать быстро. Если проблема копилась десяток лет, ожидать выхода из нее в короткие сроки, мягко говоря, неуместно. Скажу об одной особенности текущего положения дел. 2009 год население перенесло с минимальными потерями. Финансовые проблемы затрагивали, в первую очередь, бизнес. А сейчас основная нагрузка от неурядиц ложится на социум, причем на наименее защищенные его слои. Поскольку инфляция бьет по потребительским возможностям нас всех.

- С ней можно бороться?

- Да, есть несколько способов. Например, ограничить денежную массу. Но повышение цен уже состоялось, и возникает вопрос: а чем будет стимулироваться экономическое развитие? Кто будет покупать новую продукцию, которую бизнес будет производить, если в стране ни у предприятий, ни у людей попросту нет денег?

- Тем не менее, президент говорит, что пик турбулентности уже пройден.

- И он прав. Но сейчас все свелось к медленному, вялому течению событий. Вопрос в том, куда это течение ведет и какие будут последствия. Очевидно, что мы уже переживаем стресс, растянутый во времени. Это как с болезнью: можно пролежать с высокой температурой три дня и вылечиться, а можно с повышенной ходить очень долго. У нас - второй вариант.

- А насколько долго? Два года или больше?

- Вот тут мы упираемся в проблемы прогнозирования и планирования. У нас все экономические прогнозы в последнее десятилетие были привязаны к цене барреля нефти. А когда с этой ценой начинается кавардак, как сейчас, выясняется, что методологии прогнозирования в нашей стране просто нет. И говорить сейчас о каких-то обоснованных прогнозах очень затруднительно. Очевидна одна вещь: сейчас на уровне государства будет идти поиск компромисса между мерами по стабилизации ситуации и стимулированием перспективного роста. Если даем крен в сторону социальных мероприятий, то решаем проблему жизнеобеспечения наиболее уязвимых слоев людей. Однако если при этом не даем шанс развитию экономики, то оказываемся в нынешнем тяжелом положении на неопределенно долгий период. А стимулирование развития экономики требует и финансовых вливаний, и изменения институтов.

- «Социальный крен» - профилактика недовольства общества без устранения его причины?

- Причина одна - низкие темпы роста экономики, причем именно в той ее составляющей, которая непосредственно влияет на благосостояние людей. Поясню: валовой внутренний продукт, на который ориентируются специалисты, - универсальный показатель, включающий все, вплоть до непроизводительных расходов. Для его увеличения можно, как пытались в СССР, построить канал между Средней Азией и северными реками. Но будет ли людям от этого лучше? Поэтому, когда говорим об экономическом росте, необходимо, в первую очередь, думать о благополучии населения. Необходим баланс между экономикой и интересами социума, мерами стабилизации и долгосрочного развития.

- Получается, если более двух рыночных десятилетий область жила за счет металлургии, то сегодня пришло время активно подключать другие сферы. Для этого нужна творческая инициатива практически всех южноуральцев?

- Конечно! Ни одно даже высокоэффективное предприятие с численностью 50 тысяч человек не сможет обеспечить рост благосостояния полутора миллионам работающих в Челябинской области. Но чтобы задействовать инициативу полутора миллионов, необходимы преобразования на общенациональном уровне и на региональном тоже. Потому что региональные тенденции во многом повторяют то, что происходит в стране. Наша область - индустриальный староосвоеный регион со всеми плюсами и минусами, вытекающими из этого состояния.

- А можете привести пример взаимодействия власти, бизнеса, общества в деле поиска и использования новых резервов развития?

- У нас к этой работе еще даже не приступили. Ее контуры лишь начинают намечать. Не секрет, что у нас в области на протяжении десятков лет была довольно консервативная среда, которая мало что желала преобразовывать, и это наследие в чем-то заметно.

- Под консерватизмом подразумеваете ориентацию людей на волю начальства без проявления собственной инициативы?

- По сути, да. И это наблюдалось в самый благоприятный период развития. В итоге определенный исторический шанс Челябинская область использовала хуже многих других регионов. Сейчас впервые в экономическом блоке правительства видна попытка это наследие как-то осмыслить, назвать вещи своими именами и элементарно навести порядок. Деньги, условно говоря, на стрижку газонов там, где травы, в принципе, нет, тратить уже не будут. Они пойдут на что-то разумное. Важно переломить инерцию прошлого.

- И это касается не только государственного бюджета, но и расходов каждого предприятия?

- Вот именно. Основная наша задача - запустить синергию развития. Чтобы проекты вызывали за собой целый шлейф идей и решений. Мы часто говорим о значимости для региона крупнейших предприятий. И это справедливо. Но на них работает всего 40 процентов трудоспособного населения. А где трудятся, в каких условиях живут остальные 60 процентов, трудно определенно сказать. Так вот, создать условия для этой большей части экономически активных людей - важная задача. Сюда относятся и малый бизнес, и средние предприятия. Именно они испытывают сегодня острый дефицит стимулов развития. И проблему государству, в том числе федеральной власти, следует решать именно здесь. А очередная гигантская стройка вроде космодрома Восточный, может быть, для чего-то и нужна, но она вряд ли принесет пользу жителям нашей области.

- А южноуральский станкостроительный кластер?

- Здесь надо посмотреть, что ему мешало развиваться в предшествующие годы. К сожалению, идея стратегического развития у нас часто подменялась лоббированием интересов предприятий, продукция которых не может конкурировать на рынке.

- Чтобы могла, в ее производстве необходимо задействовать все тот же творческий потенциал масс?

- Да, большого числа людей, которые видят прямую и непосредственную связь между воплощением стратегически важного проекта и ростом своего благосостояния, причем с поправкой на инфляцию.

- По поводу благосостояния как стимула структурной перестройки экономики. Человеку не хватает денег. Предприятие платить больше ему в наших условиях не в силах, зато может предоставить относительную свободу для реализации идей, в перспективе обещающих доход. Эта схема выглядит так?

- Примерно так. В свою очередь, государство благоприятные условия создает для предприятий, особенно небольших. Избавляет их от бюрократической волокиты, административного и налогового гнета. Пора понять, что основная задача малого и среднего бизнеса - не формировать бюджет, а давать нормально оплачиваемую работу большинству проживающих здесь людей, возделывать для них благоприятную среду проживания. А еще - создавать конкуренцию в потребительском секторе тем же торговым сетям. Здесь ведь что нередко происходит? Сети удерживают относительно низкие цены (у них такая возможность есть) до тех пор, пока не выдавят с рынка торговые точки малого бизнеса. Затем наступает ценовой рост. И это, кстати, тоже инфляционный фактор. Причем в сфере, касающейся жизни людей напрямую.

- Вы почти ни разу не произнесли слово «санкции». Они столь мало влияют на нашу жизнь?

- Санкции влияют на перспективы развития, а не на текущее состояние. От них прежде всего зависят инвестиционные процессы, а не сегодняшняя жизнь конкретного человека. Последний более подвержен как раз нашим продовольственным антисанкциям, поскольку желаемого импортозамещения в этой сфере при тех же ценах так и не произошло. Последствия же санкций зарубежных стран мы почувствуем лет через пять. Именно таков период освоения инвестиций. А они сейчас не поступают. Но ведь их приток в страну зависит не только от степени внешнего давления, но, главным образом, от качества внутренней социально-экономической среды. То есть мы опять сталкиваемся с необходимостью кардинального изменения структуры хозяйства и общественно-правовых институтов.