Сколько стоит человек?

Это вторая наша беседа с С.А. Пышкиным, профессором, доктором медицинских наук, заслуженным врачом России, руководителем Центра хирургии печени и поджелудочной железы городской больницы № 8.

- Сергей Александрович, мы с вами условились, что будем говорить о цене человеческой жизни. Простите, но я вас сразу же спрошу напрямик: вы можете оценить свою собственную жизнь?

- Деньгами я мою жизнь точно не измеряю. Я исхожу из того, что человек - создание божье, и его жизнь в принципе бесценна. Да, она не имеет цены.

- Когда мы говорим, что человеческая жизнь бесценна, это звучит красиво и … пусто. Слова-то эти говорят, а на практике - что?

- То, что человеческая жизнь в нашей стране, теперь и прежде тоже, ценится очень дешево, это известно.

- Дешево? Если так, то, как говорится, торг уместен. Надо поднимать цену? В то же время иногда люди отдают свои жизни бесплатно.

- Мы не знаем их скрытых мотивов.

- Мать отдаст за ребенка свою жизнь.

- Это, вероятно, инстинкт. И, наверное, не каждая мать так поступит. Отдать жизнь… Чтобы другой жил? Тут есть нюансы. Известен такой тест. К людоедам попадает семья - муж, жена и ребенок. Людоеды говорят: «Мы мужиков не едим, а съедим женщину или ребенка». Как поступает в этом случае неразумная женщина? Она жертвует собой. А разумная женщина себя сохраняет, потому что у них с мужем еще могут быть дети.

- Что-то подобное есть и в мире животных. Но… Ребенок-то погибнет! И после этого надо жить…

- А что касается цены моей жизни, то я ее не знаю.

- Не знаете? Или не хотите об этом говорить?

- Я сейчас объясню. Если есть бессмертие души, а я в него верю, то душа где-то живет после смерти тела. Другое дело, что мы не можем об этом знать. Это напоминает мне анекдот о двух близнецах, сидящих в матке. Подошло время родов, уже отошли воды, и один близнец другому говорит: «Что-то тревожно стало. Мы девять месяцев так хорошо жили - в тепле, уюте, сытно. Ты не знаешь, как там?» Другой отвечает: «Не знаю. Оттуда никто не возвращался». И мы не знаем, что будет «потом». Я думаю, если бы знали, жить на этой земле было бы невозможно.

- Сергей Александрович, возьмем другой аспект. Существует та или иная система социальной помощи близким человека, который умер или погиб. Например, если семья потеряла кормильца, положены какие-то пособия. И в этих случаях как бы оценивается человеческая жизнь.

- Хорошо. И что?

- Обычно считается, что страховые средства, которые выделяются государством, - мизерные. Я попробовал разобраться в этом. Смотрите, что получается? Если у нас в России человек погиб на железной дороге, его жизнь оценивается всего лишь в 12 тысяч рублей. Если несчастье случилось на автомобильной дороге - цена другая, 160 тысяч рублей. Наконец, жизнь погибшего авиапассажира возмещается двумя миллионами рублей.

- Уже эта разница ненормальна.

- Конечно. Но возьмем один миллион рублей. Это много или мало?

- Мало.

- Однако вы заметили, что мы с вами начали оценивать бесценную человеческую жизнь рублями. Значит, миллион - мало. А 10 миллионов? А 100 миллионов? А миллиард? На чем остановиться?

- Ни на чем.

- Ни на чем? А у нас 80 с лишним процентов россиян считают, что 1 миллион - достаточно. Подсчитаем. Допустим, что погибший имел доход 20 тысяч рублей в месяц. Значит, государство обеспечивает жизнь его семьи на четыре года. А потом…

- Потому я и говорю, что один миллион рублей - мало.

- Но, с другой стороны, согласитесь: если выплачивать за жизнь «достойную» цену, то не выдержит ни один бюджет.

- Конечно, не выдержит. Мы переводим цену человеческой жизни на денежный эквивалент. А я говорю о другом.

- Поговорим и о другом. Но сначала надо логически закончить начатую мысль. А именно: если у государства нет возможности деньгами «достойно» возместить потерянную жизнь, значит, его политика должна сводиться не к тому, чтобы оплачивать смерти, а чтобы сокращать количество смертей.

- Конечно. Это называется беречь жизнь.

- Но сейчас возмещение так мало, что выгоднее платить за смерти, чем оберегать жизни.

- Опять мы приходим к тому, что цена жизни - копейка. Да?

- К сожалению. Как ни странно, наше общество еще не понимает, что, в конечном итоге, даже экономически, выгоднее беречь жизни, чем оплачивать смерти.

- А когда поймет?

- Судя по всему, не скоро. Ведь в нашем сознании все еще жива эта формула: бабы нарожают. И все-таки, согласитесь, что в историческом плане цена жизни повышается.

- Не знаю. Я не ахти какой знаток истории.

- Если вспомнить, рабов и крепостных продавали, как товар, а теперь мы все-таки люди свободные, и продаем не себя целиком, а только свой труд. Наверное, цена жизни повышается, но уж очень медленно.

- У меня ассоциации с медициной. Иногда можно подумать, что человечество превратилось в раковую опухоль на теле природы. Ведь рак рождается из наших же клеток. И раковые клетки заставляют организм кормить именно их. И, в конце концов, опухоль погибает вместе с организмом, разрушает его, и, следовательно, разрушает среду своего обитания. То же человечество делает с природой. Нужны ли мы природе? И без нас росла бы трава, пели бы птички.

- Тут я не соглашусь. Если из этого исходить, то вообще жизнь на земле - раковая опухоль. Не только человеческая, а вся жизнь. То есть и вся живая природа.

- Мне кажется, ценность человеческой жизни нельзя рассматривать вне общества.

- Конечно. Но я настаиваю на том, что за разных людей «дают» разную цену. Мои родители, мои дети, моя жена, мои родственники, соседи, жители моего города и страны, жители другой страны и другой веры - цена, согласитесь, разная. Чем дальше от меня, тем «дешевле» человек. Разве не так?

- Да, чем дальше, тем меньше переживаний. Но умом-то, как сказал Хемингуэй, мы понимаем: если где-то кто-то погиб, никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, колокол звонит по тебе. Мы не можем жить вне социальной среды. Мне, например, человеческой общности не хватает. В молодости была какая-то общность. Было ощущение причастности к чему-то целому. С возрастом это уходит. Мне недавно снилась наша старая ординаторская в областной больнице. Здания-то уже нет. Там я работал с близкими мне людьми. Как-то мы оперировали сложную больную в клинике М.Ю. Малышева - впервые втроем. Все уже вполне сложившиеся хирурги - кардиохирург А.Х. Сафуанов, сосудистый хирург С.П. Зотов. Михаил Малышев обеспечивал, так скажем, общее руководство. Д.А. Боровиков проводил анестезию. Мы оперировали около двенадцати часов. И понимали друг друга без слов. Глазами разговаривали, взглядом. После операции мы сели в закутке, намазали бутерброды… Ах, эти бутерброды, они мне до сих пор вспоминаются. И когда в 12 часов ночи я приехал домой, жена мне сказала: «У тебя глаза светятся». А сейчас мне этого не хватает. Сейчас и жизнь другая. Она индивидуализировалась. Тогда я имел случай понять, что меня ценят. Не в денежном эквиваленте, а как человека востребованного.

- Сергей Александрович, с кем, если не с хирургом, говорить о цене человеческого тела? Давайте определим, сколько стоит наше тело. Например, сколько стоит печень?

- Не знаю. Если ее разрезать на части, каждая часть будет иметь какую-то ценность - на международном рынке. Но я никогда не встречал таких цифр.

- А я нашел. Все, оказывается, подсчитано. Один грамм костного мозга стоит 23 тысячи долларов. Один грамм вещества ДНК - 1,3 миллиона. Одно легкое стоит 116 тысяч долларов. Почка - 91 тысячу. Цена на сердце - 57 тысяч.

- Надо иметь в виду, что это цена не только самого донорского органа. Трансплантация сама по себе требует затрат.

- Если распродать по частям все человеческое тело, то оно будет стоить 45 миллионов долларов.

- Это не совсем так. Если вы на базаре будете продавать человеческую печень, ее у вас никто не купит. Скорее, вас побьют. Учтите, что в клинике орган надо сохранить живым, пересадить, вживить, надо, чтобы орган функционировал. Это цена затрат на самую операцию.

- В наше время, как известно, можно страховать свою жизнь. Все тело или отдельную его часть. Футболист страхует свою ногу, актриса - свое лицо, знаменитая американская артистка Дженнифер Лопес застраховала свою попу. И так далее. Футболист Дэвид Бекхэм поставил рекорд страховки, он застраховал себя на сумму 195 миллионов долларов. Певица Земфира свои пальцы оценила в 170 тысяч долларов. Грудь Софи Лорен стоит 120 тысяч долларов. Ноги Валентина Леонтьева - 10 тысяч долларов.

- Но жизнь - это не только совокупность органов. Не только физиология. Еще есть душа.

- Сергей Александрович, вы - опытный хирург. И во всех других профессиях есть люди опытные и не очень. Потеряв человека, мы теряем и его опыт. Опыт, на который были затрачены средства. Теряем его знания, интеллект, его талант, наконец.

- Надо разделить. Когда теряется интеллект, я не очень сожалею. Теряется и теряется. Один интеллект потеряли, выявится другой. Жизнь будет продолжаться. И хирургия без меня не пропадет, и журналистика без вас не остановится. Важно, что мы должны уступить место. Апоптоз - есть такое понятие. Ни одна клетка нашего организма не доживает с нами до конца. Она должна погибнуть и уступить место другой. Новой и молодой. Это называется благородным суицидом. Самоубийством. А старым клеткам в организме делать нечего. То же и с человеком.

- Но хирург в возрасте 40-45 лет, погибнув, не спас еще несколько жизней.

- «Спас жизнь» - слова очень громкие. Я их не люблю. Не спасу я, спасет другой. Общая тенденция - ты должен уйти. А я хочу все-таки сделать одно уточнение - о душе. Без нее человеческую жизнь оценить нельзя. Душа - она бесценна.

- Простите, я не очень понимаю, что такое душа. Но об этом мы поговорим отдельно. Сергей Александрович, есть такой тест: кого спасать? Тонут два человека, один известный человек с большими заслугами перед обществом и второй, как говорится, простой, обыкновенный человек. Кого спасти первым?

- Ценность жизни в этом случае равнозначна. А если выбирать, я бы предпочел спасти женщину. Или кто ближе, того и спасу. Предпочел бы молодого, а не старика. Один раз меня жизнь поставила в такую ситуацию. Это было давно. Вызвали по санитарной авиации на тяжелое кровотечение из пищевода. На месте выяснилось, что надо оперировать сразу двух одинаковых больных. Мужчину и женщину. Я спросил дежурного хирурга, кого будем спасать? Она сказала: давайте женщину. Пока мы ее оперировали, мужчина умер.

- Значит, все-таки, если не лицемерить, жизнь разных людей имеет разную цену.

- Но все-таки есть тело и есть душа. У нас лежат больные уже в вегетативном состоянии, когда тело работает, а мозг погиб. Один человек так лежит шесть месяцев. Тело пока живет, а души, наверное, уже нет.

- И все-таки ребенок и старик, мужчина и женщина - разная цена.

- Нет. Цена одинаковая. С точки зрения души.

- Я понял: это ваша точка зрения. Итоги подводить будем?

- Я думаю, лучше, если итог подведет читатель.

- Согласен.