Виталий Кальпиди. Склонившись над городом Ч.

Минувшей осенью в Челябинске, Перми, Екатеринбурге и Москве прошли презентации третьего тома «Антологии современной уральской поэзии». Совокупно с двумя предыдущими она покрывает целую эпоху (с 1972 года) духовной жизни огромного региона. Мозг, движитель и исполнитель этого проекта - челябинский по прописке и российский по масштабу таланта поэт Виталий Кальпиди. В нынешний том вошло 75 поэтических голосов. Кальпиди не просто опубликовал и представил стране и миру наших поэтов, он каждому нашел идеального читателя, который написал небольшое эссе о своем подопечном. Это уже не промоушн, а какой-то акт любви…

Только что вышедшая «Антология…» тотчас стала библиографическим раритетом. Но получить представление о ней можно на специально созданном сайте marginaly.ru.

Не получить монстра

- Виталий Олегович, своей антологией вы создаете ту инфраструктуру внимания, в которой вам как поэту хотелось бы оказаться самому?

- Отсутствие внимания к любому человеку (к поэту в том числе) погружает его в состояние «неосвещенности», перемещая его на обратную сторону его «личной луны». Точнее, во тьму, где человек волей-неволей становится ночным охотником. И охотится он за любовью. Он рыщет в поисках того, кто эту любовь ему может дать. Читатель, например. На творчество уже практически не остается времени. Только тоска и грусть. Вот они и становятся его главными темами, а это неправильно. Потому что главные темы творчества - это свет и скорость его достижения. А чтобы догнать свет надо двигаться выше скорости света. В темноте это невыполнимо. Нелюбимый человек любить по-настоящему не умеет. Он всегда будет транслировать в мир загримированную ненависть, по ошибке принятую им за любовь…

- Ну мой-то вопрос на самом деле более относится не к поэту, а к поэзии в принципе. К месту, которое занимает в нашей жизни «самый быстрый способ мыслить»…

Современное общество не замечает поэзии. Интеллектуалы считают, что это как минимум расточительно. Мне же кажется, что место поэзии не в обществе. Общество - это компромисс. Суть этого компромисса - возможность неконфликтного сосуществования индивидуальностей за счет добровольного демонтажа неких личностных инициатив каждым из членов общества.

Поэзия же напрямую обращается к этим «подавленным» инициативам. Дело в том, что если человека меняет (развивает), учит сама жизнь, то мы в результате не можем не получить монстра. Этот монстр будет выглядеть вполне себе ничего. Его даже можно выбрать, например, президентом. Но опыт, который ему дала жизнь, всегда груб, жесток, несправедлив, некрасив, хаотичен и глуп, потому сверхубедителен. А ведь опыт - это всего лишь тест, а не истина. Культура же (литература главным образом) предлагает человеку другой сценарий взросления. Этот сценарий не так убедителен, не настолько скор, но он не страшен. Он постепенен и использует главным образом несуществующую душу, а не физиологию и рефлексы. И когда он начинает апеллировать к несуществующему, это несуществующее перестает быть таковым. Душе не нужно быть сильной, ей достаточно просто быть.

Провокаторы ада

- Литература, а поэзия в еще большей степени, - феномен языка, предельно точного словоупотребления. Не связана ли неряшливость нашей жизни в том числе с людской халатностью в отношении слов? Ну это когда, например, говорят «благородство», «совесть» или называют еще какие-то базовые понятия (я уж не говорю про такие пустяки, как выборы), не вкладывая в слова реального смысла. А иногда и сознательно подменяя его.

- Поэзия вовсе не «предельно точное словоупотребление». Поэзия - это спланированная цепочка языковых неточностей. Поэзия получается, когда язык вступает в конфликт с речью поэта, результатом чего является авторская интонация, хотя она вовсе не авторская, а чья-то иная… Впрочем, это важно для самого поэта, а не для читателя. Для читателя важна чистота помыслов. И незамутненность замыслов. Особенно это востребовано сейчас, когда слова стали главным наполнением образовавшихся пустот общества. Сущности уничтожены и дискредитированы. Но пустоты нужно заполнять, их заполняют ложью. Быстро и эффективно можно лгать только словами. Люди всегда будут верить словам. В крайнем случае они будут этого желать, даже если наступит эра тотального обмана. В начале было Слово. А не словА. Теоретически второе слово уже было ложью. Слова намного убедительнее любых поступков: они имеют звук, графику, семантику, они видоизменяются, трансформируются, скорость их движения просто поражает. Потому слова - это опасность. Всем, кто идет в политику, я бы в качестве теста на профпригодность отрезал бы язык. Уверяю вас, через некоторое время мы бы стали жить в раю или, в крайнем случае, просто исчезли бы политики, то есть мы все равно стали бы жить в раю.

- А современная цивилизация в принципе сочетается с понятием «рай»?

- Наша цивилизация - это большой конвейер. На нем идет гигантская историческая сборка некой конструкции. Эта конструкция в результате станет либо адом, либо раем. По деталям, которые в ходу на данный момент, даже слепой может определить, что именно мы практически уже построили. Но эту оценку нельзя назвать совсем уж безысходной. Потому что должность главного Конструктора может в любой момент занять Чудо. Вот тогда и получится, что строили атомную подводную лодку, а получили в результате пушистого котенка, в котором движок субмарины напоминает только равномерно работающий мурчатор (я имею в виду механизм для мурчания). Но все равно провокаторы ада, то есть политические/экономические/метафизические идеологи нынешнего бардака должны понимать (да и понимают наверняка), что за все придется ответить: своей судьбой (что можно пережить), судьбой своих детей и судьбой своих внуков (что пережить уже нельзя). Потому что проклятие - это не экзальтированные выкрики истеричных женщин, а стандартная трехходовая арифметическая формула с одной и той же суммой в конце. Только дебил может надеяться остаться жить в раю, строя для всех остальных ад. Повторю - только дебил.

Время разрушения - это время строительства

- Третий том «Антологии уральской поэзии» в третий раз фиксирует наличие уникального культурного феномена «Уральская поэтическая школа». В чем ее специфика?

Специфика и понятие «Уральской поэтической школы» если и существенны, то главным образом для самих поэтов и исчерпываются шестью «В»: Взаимочтение-Взаимоузнавание-Взаимовлияние-Взаимодействие-Взаимоуважение-Взаимоосвобождение. Впрочем, этим исчерпывается любая литературная школа. Гораздо любопытнее тот факт, что в период культурного коллапса, почти 20-летней дезинтеграции на пустом месте создан этот феномен - «Уральская поэтическая школа». В новейшей литературе это единственное реальное новообразование, признанное практически всеми вменяемыми «игроками» и «болельщиками» русской поэзии…

- Примечательно, что это происходит в то время, когда любой акт созидания - почти чудо…

- Выходит, что время разрушений - это еще и время строительства. Возможно, самое удачное для этого время, поскольку человек в такие периоды открыт своей творческой тоске по созданию чего угодно. С распадом (крахом) бессмысленно дискутировать, стыдить его и вообще фонетически оформлять его наличие. Распаду можно противопоставить только стройку. И даже не надо противопоставлять. Нужно просто строить. На это нужно будет потратить часть жизни. Такова цена. Уральская поэзия очень сильна и является предельно существенной частью русского литературного процесса. Притом челябинская поэзия - не самая существенная ее часть. Тем не менее, в основном именно из Челябинска исходят структурные импульсы, стратегические инициативы и важные теоретические рефлексии. Эта культуротворческая «мимика», как ни странно, создает лицо города. В культуре происходит именно так: сначала появляется «творческая мимика», а только после и благодаря этому - лицо. Лицо города - это не его визитка, визитка - это имидж. А лицо - это имя. Почувствуйте, как говорится, разницу.

- Это очень важное замечание сегодня, когда регион пытается изменить имидж и, похоже, власть не всегда понимает, как это происходит, из чего что вырастает. Но если брать шире, не только поэзию и литературу: в чем наш город и регион могут быть конструктивны?

- В рамках современной экономической и социальной модели конструктивным быть в принципе невозможно. Можно в лучшем случае стремиться быть наименее деконструктивным. Экономику я вообще не буду обсуждать. Ее как таковой, то есть разумного движения производства и потребления, нет. В СССР была аскетическая экономика, но она была. Плохая, но была. А если была, то значит - неплохая. Цель любого действия на Земле - это человек. Другие цели - от лукавого и для лукавого. Мне, например, неинтересно разговаривать с властью. Потому что власть врет и по-крупному (что понятно), и по мелочам, так сказать, уже по привычке (что совсем уже непонятно, причем не столько мне, сколько ей самой, что особенно настораживает). Я не гимназистка и повидал всякое, но партнерствовать с ложью - экономически, политически, эстетически (и далее) - абсурдно. И ко всему прочему - очень скучно.

Челябинск и пустота

- Челябинск - город лакун и открытых вакансий. Казалось бы, чего проще: места много - располагайся! Однако, оказывается, конкурировать с себе подобными (как это происходит в столицах) легче, нежели противостоять пустоте. В этом смысле все ваши инициативы - какая-то уже почти метафизическая задача. Каково это - бороться с пустотой?

- В Челябинске литературной концепции нет. Как следствие, нет и активной литературы. Сама литературная практика существует, но ее качество, результативность критично ниже возможностей нашего миллионного пространства. Технически челябинская литература стоит на уровне поселка городского типа. Если мы хотим сделать ситуацию иной, это вопрос воли. Не политической. Политическая воля для культуры опасна своей однобокостью и ангажированностью. Литература - это люди, а не произведения. Произведения приходят потом. Стратегии ускоренного развития литератур известны. Разумеется пустот в Челябе много, и бороться с ними приходится. Но дело в том, что бороться нужно с иными формами наполнения, чем, например, ты сам. Когда же ты борешься с пустотой, то это напоминает пляску святого Витта на фоне пропасти. Зрелище позорное и жалкое.

- Может, бороться - не самое верное слово? Но ведь неспособность Челябинска накопить культурный гумус - это как раз и результат существования пустоты, бездны, в которую все и уходит…

- Бороться - точный глагол. Человеческий. Результат борьбы (если взять чуть больший масштаб, чем индивидуальные амбиции и одна человеческая жизнь) - интеграция разных импульсов (в том числе противоположных), то есть укрупнение «культуротворческой мимики», ее интенсификация. Борясь, энергии на самом деле обнимаются. А вот с пустотой обняться нельзя. Точнее, можно, но это будет не объятие. Что касается Челябинска, то у города есть, разумеется, культурный слой. В том-то и дело, что это - слой, а нужен поток. Движение. Тектоника…

Виталий Кальпиди очень избирательно относится к публикации своих произведений. За его новыми стихами буквально охотятся столичные толстые журналы. Последнюю по времени подборку поделили между собой «Знамя» и «Воздух». С любезного согласия автора мы публикуем одно его стихотворение.

Вчера я подумал немного

и к мысли простейшей пришел:

в раю отдыхают от Бога,

поэтому там хорошо.

От веры в Него отдыхают,

от зелени жизни земной,

где ангелы, как вертухаи,

все время стоят за спиной.

От ярости Бога, от страха,

от света божественной тьмы,

от вспаханной похоти паха,

от суммы сумы и тюрьмы.

От ревности Бога, от боли,

от ста двадцати пяти грамм

отменно поваренной соли

для незаживающих ран.

И снова - от веры, от веры,

от сладкой ее пустоты,

от ветхозаветной химеры,

с которой химичат попы.

От яблони в синей известке.

От снега на темной сосне.

От плотника с женской прической,

от плоти его на кресте.

От «око за око», от шока,

что эти стихи на столе

лежат с позволения Бога,

убившего нас на земле.

О, как Он любил, спозаранку,

склонившись над городом Ч.,

зализывать кислую ранку

у птицы на правом плече...

Справка

Виталий Кальпиди родился в 1957 г. в Челябинске. Жил в Перми, Свердловске, с 1990 г. снова в Челябинске. Публиковался в журналах «Урал», «Юность», «Знамя», «Литературная учеба», «Родник», «Лабиринт-Эксцентр», «Золотой век», «Воздух» и др. Составитель, издатель и оформитель более 40 книг современной уральской литературы. Лауреат премии им. Аполлона Григорьева, премии им. Б. Пастернака, Большой премии «Москва-Транзит» и многих других. Автор книг «Пласты» (1990), «Аутсайдеры-2» (1990), «Пятая книга и вирши для А.М.» (1993), «Мерцание» (1995), «Ресницы» (1997), «Запахи стыда» (1999), «Хакер» (2001), «Контрафакт» (2007), «В раю отдыхают от Бога» (2011). Стихи переведены на 15 языков.