Олег Маршев: «Меня знают все уборщицы»

Олег Маршев - гражданин мира. Наш соотечественник, выпускник Московской консерватории, он сейчас живет на две страны, преподавая в Италии и Австрии. При этом является одним из самых записываемых пианистов.

Олег Вадимович стал украшением фортепианного семинара-практикума, проходившего в Челябинской академии культуры и искусств. Он дал концерт и провел со студентами академии четырехчасовой мастер-класс. Между концертом и мастер-классом была творческая встреча с челябинскими пианистами (точнее, пианистками). На ней Олег Маршев рассказал, почему покинул Россию, за что недолюбливает итальянцев, как выучил английский, аккомпанируя спортивным гимнасткам, и о многом другом.

Чай с привкусом рыбы

- Музыкальная одаренность у меня от папы. Он окончил экономический факультет МГУ и сейчас преподает в родном вузе историю управления. А в молодости он, помимо того, что был чемпионом СССР по бегу на 400 метров с барьерами, вечерами подрабатывал в ресторанах, играя джаз. До сих пор у него дома рояльчик, и он с огромным удовольствием на нем поигрывает. У папы феноменальный слух. Он из тех людей, кто, возвращаясь из кино, играет всю музыку, которую там слышал. Я так не умею.

Я учился в гнесинской десятилетке у Валентины Александровны Аристовой, которая, на мой взгляд, изумительный педагог, как и все ее поколение - Анна Павловна Кантор, Ирина Сергеевна Радзевич. Бабушки гнесинской десятилетки создали феноменальную музыкальную базу для детей, которые были в состоянии это переварить. Упомянутая Кантор - наставница Жени Кисина, Радзевич - Бори Березовского. Эти бабушки - громаднейший камень в строительстве современной фортепианной русской традиции. После консерватории я попал в армию. Сначала три месяца бегал с пулеметом весом 12 килограммов. Помню собачий холод и вонючую жидкость, которая называлась чаем и наливалась из котелка, где до этого варили рыбу. А после все было проще. Мне удалось устроиться в секцию спортивной гимнастики ЦСКА. Я аккомпанировал девочкам, выполнявшим спортивные упражнения. Было очень много «дурного» времени, когда работы нет и выйти никуда нельзя. Я взял книжку и решил выучить английский, после чего справился еще с парой языков.

Сейчас четверг у меня - самый «веселый» день недели, потому что в этот день у меня четыре занятия на четырех разных языках. Девочка из Венгрии не говорит по-немецки, с ней я веду урок на английском. После этого у меня китайский мальчик, который говорит только по-немецки, затем - итальянская студентка, с которой общаюсь на итальянском. Последними приходят два казахских мальчика, с которыми я говорю по-русски.

Книжки под мышки - и за рояль!

- Я выиграл подряд пару конкурсов в Италии. Случилось то, чего, как я полагал, никогда не бывает. Ко мне подошел молодой парень и спросил: вас кто-то представляет за рубежом? Так у меня появился агент в Италии, и я решил переехать в Европу. Я также почувствовал, что в России становлюсь отрезанным от информации (это был 1991 год). Последовало короткое приглашение провести мастер-класс, так с русским авось и рванул. Многое пришлось начинать заново. У меня было запланировано определенное количество концертов в Италии, которые давали финансовую уверенность на короткое время. А дальше - неизвестность. Сейчас живу между двумя странами. Половину недели провожу в Италии, после чего беру самолет и лечу на работу в Австрию. Каждую неделю прихожу в аэропорт, где все уборщицы меня знают.

В Италии у меня мало преподавания. Оно более сложно, менее интересно и хуже оплачено, чем в Австрии. Итальянские консерватории для любого воспитанника советской фортепианной школы выглядят пугающе печально. Я прожил в этой стране 22 года, шок давно прошел, но первые годы в это просто невозможно было поверить. Детишки занимаются у частных педагогов. Среди преподавателей есть и такие, которые учат: «Возьмите, ребятки книжки под мышки и играйте». Я не поверил, пока не увидел своими глазами. Так учили во всем мире - до Клементи.

Есть несколько хороших музыкантов, которые вокруг себя группируют школы. Одновременно с этим подавляющее большинство так называемых консерваторий - а в Италии их около 70 - консерватории в старороссийском смысле, где учатся в возрасте от 10 до 20 лет. Италия осталась последней страной в Европе, имевшей такую систему, поэтому 10 лет назад музыкальное образование решили реформировать. Вместо совершенно очевидного решения оставить все, как есть, просто добавив три-четыре академии по всей стране, они решили превратить консерватории в университеты. Все жутко захотели стать университетскими профессорами, и сейчас в Италии порядка 50-60 музыкальных «университетов», с теми же, увы, преподавателями, большинство из которых и близко нельзя подпускать к студентам.

Программа для студентов консерваторий не менялась с 1924 года, когда к власти пришел Муссолини. Поэтому Прокофьев как имя в Италии не существует, зато все студенты играют этюды Ляпунова. Кстати, имя этого композитора я впервые услышал в Италии. Меня пристыдили: «Как же так, вы ведь из России приехали?»

Нетребко и остальные вип

Линц - крошечный, по московским меркам, городок, третий по величине в Австрии. Там все - университет, оркестр, концертный зал, кафе - носит имя Антона Брукнера (австрийский композитор, органист и педагог. - Авт.). Поскольку Брукнер родился в предместье Линца, город пытается произвести с его именем примерно ту же операцию, которую Зальцбург проделал с Моцартом. Когда в университете Антона Брукнера появилась вакансия, дирекция объявила открытый конкурс, я решил принять в нем участие. Знаю, что в первом туре нас было несколько сотен кандидатур, на второй тур прошло десять человек. Когда я впервые приехал в Линц, мне показали две достопримечательности: дом, где жил Моцарт, когда писал «Линцевские симфонии», и греческий ресторан, где обедал Путин, когда ездил кататься на горных лыжах.

Анна Нетребко в Австрии - звезда невероятной величины. Ее имя часто мелькает в бесплатных газетках, что раздают в автобусах и метро. Перечисляя участников какого-нибудь шикарного мероприятия, австрийские журналисты пишут: «Нетребко и остальные вип».

Я невероятно доволен атмосферой, сложившейся в нашем университете. Наконец-то начала сбываться моя мечта - создать свой фортепианный класс. Он у меня интернациональный, много студентов из бывшего СССР. Вся прелесть Австрии заключается в дивной комбинации итальянской расслабленности и немецкой организованности. Единственное, что мне не очень нравится - это полное отсутствие экзаменов (есть только выпускной). Это немножечко чересчур!

«Почему мы мним себя великими?»

Я записал дикое количество дискОв (Олег Вадимович говорит с ударением на последнем слоге. - Ред.). Из них я определил штучек пять-шесть для своей программы, не более того. Как правило, выходит звукозаписывающая компания с идеей. Если честно, мне бы никогда в голову не пришло записать датские романтические фортепианные концерты, потому что их оказалось 10 штук. Тем не менее, я очень этому рад. Считаю, что громадное количество репертуара совершенно незаслуженно не исполняется, и вообще не понимаю, почему мы мним себя такими великими, достойными играть только поздние сонаты Бетховена. Может быть, второго сорта композитор будет тоже вполне достоин моего таланта? Написано громадное количество музыки, она простаивает на полках библиотек. Причем книги в библиотеке живут, поскольку их читают, а ноты нет. Не играют 99 процентов написанной музыки. Я не говорю, что это все надо исполнять. Тем не менее, утоплено в небытие громадное количество так называемой второразрядной музыки, которая более чем достойна существовать на сцене. И я не совсем понимаю, в чем прелесть ходить в концертные залы и слушать одно и то же.

Не согласен, что русская фортепианная школа сильно отличается от европейской. Ценности едины. И потом, если гений приходит на вершину, не все ли равно, с какой стороны он на нее карабкался? В советской школе мы чувствуем недостаток образования в области барокко. Всю музыку мы получили из рук романтиков, и даже Бетховена воспринимаем через Листа. В Советском Союзе никто по этому поводу особенно не страдал. А сейчас, когда вся информация стала доступной, все испугались и думают: «Не дай бог теперь в Моцарте педаль взять!» Это естественная тенденция, которую нужно перерасти. Ощущение стиля подобно одежде, которую мы надеваем на себя. Она должна быть удобной, и мы должны в ней выглядеть натурально. Ведь когда человек идет по улице, а на нем кафтан XVI века - он выглядит странно. Достаточно просто понимать, в какой области ты менее образован. И иметь интуицию - это самое важное в искусстве.