Олег Малахов: «Вещам хочется, чтобы их любили»

В Александровском зале областного музея искусств на площади Революции открылась выставка «Ритуальные маски и скульптура тропической Африки» из собрания известного челябинско-петербургского коллекционера Олега Малахова.

«Маски разных народов Африки широко используются в церемониях и обрядах, связанных с магией и колдовством, где они воплощают таинственные силы, которым должны подчиняться люди», - пишет в аннотации к выставке ее куратор Елена Шипицына. Не менее таинственные силы когда-то сделали из выпускника советского вуза Олега Малахова коллекционера. А теперь, 40 лет спустя, обладателя поистине уникального собрания предметов искусства, которых хватит на несколько музеев. Екатеринбург, Казань, Новосибирск, Киров, Нижний Тагил - это лишь те города, где в последние два года прошли выставки из коллекций Малахова. Олег Петрович считает, что неправильно называться хозяином по отношению к вещам. Они сами приходят туда, где им хорошо…

- Олег Петрович, что собой представляет мировая индустрия коллекционирования предметов искусства?

- Все знают про знаменитые аукционные дома Sotheby's и Christie's. Но это элита, верхушка айсберга. А есть, например, аукционный дом Drouot в Париже. Я покупал там картины. Это 14 залов, половина из них работает каждый день. В одних проходят выставки, в других идут продажи. Каждый день продают огромное количество предметов искусства на миллионы долларов. В том же Париже примерно 600 галерей только современного искусства, где продаются работы от 2 тысяч евро и до бесконечности.

Есть еще музеи…

- Они тоже работают с выгодой. Филиал Музея Гуггенхайма в Бильбао - это 6 миллионов посещений в год, 20 евро в среднем одно посещение (билет, магазин, кафе). Музеи получают огромный доход. Не так давно тот же Музей Гуггенхайма вместе с Эрмитажем открыли проект в Лас-Вегасе. Многие люди специально едут, чтобы сходить в музей. В парижском Центре Помпиду каждый день 30 тысяч человек, 10 касс, в каждую - очередь…

- А ведь не все из посетителей, как это у нас принято говорить, понимают искусство…

- Но та энергия, которая заложена в вещах, действует на уровне подсознания. И в какой-то момент она начинает работать. Вот дети смотрят, напитываются. Положительная энергия артефактов обязательно ведет к чему-то хорошему.

- И эти «страшные» африканские маски тоже? Иные ведь служили для весьма суровых ритуалов…

- Основная функция «военной» маски - защита от агрессии. Люди пытаются защитить себя, призывая духов. А есть другие маски - символы красоты или инициации. Это всегда подъем на новую духовную высоту. Так работает любое искусство. Все вещи создаются спонтанно - это энергия неба. Она нас заряжает, начинается взаимодействие. Думаю, поэтому людей как магнитом тянет в музеи. Они хотят почувствовать это новое состояние.

Но музей - это еще и важная инфраструктура любого общества. Думаю, он более важен, чем заводы или сельское хозяйство. Музей создает некий культурный слой в человеке. Если этот слой есть, то создать на его основе что-то новое легко.

- Почему при явном дефиците музеев в Челябинске новые не появляются?

- Среда, которая существует в Челябинске, и власти никогда не будут заинтересованы в этом. Им это не нужно, в сферу их понимания это никогда не войдет. Вот столица Австрии - Вена. Там огромное количество первоклассных музеев. И сейчас есть план построить в центре города музей только искусства ХХ века (это при том, что музей современного искусства в Вене уже есть). Площадь будущего музея составит 20 тысяч квадратных метров. И вот сейчас идет бурное обсуждение. Знаете, что обсуждают? Как должно выглядеть это здание: в духе какого-нибудь неоэкспрессионизма или оно должно быть вписано в существующий архитектурный облик? Никто не обсуждает, нужен или нет Вене еще один музей. Он нужен!

- Вы общаетесь с известными в своей среде коллекционерами. Что за люди?

- Разные люди. Очень разные типажи с очень разными достоинствами и разным достатком. Типичный коллекционер сейчас - успешный предприниматель, который способен спокойно купить вещь, допустим, за 100 или даже 300 тысяч евро и не задумываться о том, как он будет жить дальше. Мой петербургский знакомый Андрей Морозов тоже собирает Японию. Он покупает в Японии очень дорогие вещи. Его коллекция стоит несколько миллионов.

- Насколько важна для коллекционера мысль инвестиционная?

- Это уже не коллекционер, а инвестор. Есть такие люди. К примеру, Сергей Коростелев, владелец саткинского «Магнезита», у него неплохая коллекция картин, которые он рассматривает именно как инвестиции.

- До кризиса 2008 года вдруг у наших богатых людей возникла мода на предметы искусства. Говорят, интерес россиян даже заметно разогрел мировой рынок предметов искусства…

- Да, разогрел, и очень сильно. Но, понимаете, подлинных артефактов в мире немного, а число коллекционеров все время увеличивается. Стоимость вещей растет. Как компенсировать спрос? И тут возникает рынок подделок. Очень качественных, между прочим. Даже господину Вексельбергу сумели подсунуть многомиллионные подделки.

Для того чтобы быть компетентным покупателем, надо потратить десять лет жизни. Копаться, размышлять, пробовать на зуб. Но в мире тем не менее инвесторов - тьма, а вот коллекционеров немного, наверное, не больше 10 тысяч человек. Сейчас вот на рынок пришли китайцы. И просто убивают всех ценой, которую готовы платить за восточное искусство. Я уже многое просто не в состоянии купить.

- Такой интерес к произведениям искусства - это, наверное, хорошо для коллекционеров, ведь и их коллекции становятся дороже?

- Плохо. Я-то не торговец.

- В чем для вас выражается ценность вещи?

- Ценность вещи - в моем личном взаимодействии с ней. Если вы живете в пространстве обыденных вещей, это трудно объяснить. Эту разницу вы поймете, как только попадете в атмосферу, которой я себя окружаю. Это совсем другая среда.

- Комфортная?

- Тут другое - чувство сопричастности энергий. Происходит расширение сознания. Человек попадает в некий трансцендентный слой. Здесь нужно погружение, медитативность. Современные люди теряют такую способность. Телевизоры, компьютеры, айфоны приучили нас к клиповому сознанию. Человек может воспринимать информацию максимум пять минут. Все на уровне узнавания. Что-то неопознаваемое сразу отторгается. Раньше перед мордой осла привязывали морковку, сейчас человеку «привязали» айпад. Я уже перестаю понимать эту среду.

- Вещи входят во взаимодействие с хозяином. Что это за взаимодействие?

- Мы не хозяева, у нас короткая жизнь - мы даже со своим телом расстанемся когда-нибудь. И мы не владельцы этих вещей. Они к нам пришли и от нас уйдут. Вещи самобытные, коллекционные всегда идут сами туда, где им хорошо. Они путешествуют, на время объединяясь в коллекциях, наподобие, например, моей. А потом снова расходятся по миру. Вот почему, кстати, я думаю, что было бы хорошо сделать настоящий музей Востока.

- В Челябинске?

- А почему нет? У нас есть только один музей Востока - в Москве. Есть коллекции в Эрмитаже, в других музеях, но там фрагменты. У меня коллекция японских гравюр свыше 500 предметов, а вся японская тема - тысяча предметов. Доспехи, керамика, фарфор, дерево, бронза - целая культурная японская среда. За пределами столиц, в этой огромной стране такого нет нигде. А у меня ведь не только Япония, еще Китай, Индия, Юго-Восточная Азия, огромная буддийская коллекция. Думаю, если сделать экспозицию, то она заняла бы где-то 3 тысячи квадратных метров, это довольно большой музей!

- Вещь может от человека устать?

- Конечно. Коллекционер думает, что он вещь продает, что он от нее устал. На самом деле это вещь уходит. Тут взаимное расставание. Бывает, у человека меняется градиент интереса. А вещам хочется, чтобы их любили, холили их или хотя бы на них смотрели. А если они покрываются пылью, то возникает ощущение, что от них надо избавиться. Эти вещи покупает человек, которому они нужны, с ними он взаимодействует. Это уровень очень тонких энергий. Есть вещи сакральные, огромной силы, которые взаимодействуют с большим количеством людей. Иконы, например. Они образуют целые поля…

- У вас были вещи, которые, уходя, потом возвращались?

- Были. Самый последний случай - икона «Толгская Богоматерь». Один крест ко мне возвращался четыре раза. Или вот китайская курительница, которая «предлагалась» мне три раза в разных городах, пока я ее наконец не купил. Это судьба.

- Сколько сегодня в вашем собрании коллекций?

- Я начинал с коллекции древнерусского искусства, но сегодня я не считаю это коллекцией, сохранились лишь предметы, важные для меня. А коллекции можно идентифицировать по темам, например японская или буддийская, или, что мне ближе, по разделам: танка, бронза, фарфор, гравюра. Далее идет африканская. И еще у меня есть коллекция современной живописи.

- Как вы отбираете предметы для своих коллекций?

- Они приходят сами - те, что мне близки по духу. Подписи на картинах меня мало интересуют. Нравится - значит мое.

- А что делает коллекцию коллекцией?

- Некая полнота. Если речь о современном искусстве, это какой-то период. Количество тоже важно: когда есть 100 предметов, создается креативная зона, которая начинает работать. И какие-то имена должны быть.

- У вас случаются ошибки?

- Любая коллекция начинается с того, что за большие деньги ты покупаешь плохие вещи. Потом приходят опыт, знания, чутье. Но не стоит расслабляться. Потому что как только начинаешь мнить себя авторитетом, тут же ошибаешься. Коллекционирование - это путь, где ты вечный ученик.