Пушкин и «Кока-кола»

30 талантливых школьников из Карабаша и Кыштыма собрал в конце августа в детском лагере «Радуга» профессор ГИТИСа Андрей Ястребов, чтобы вместе со своими коллегами - артистами и педагогами - устроить им «Дочепуголетто».

Эта веселенькая аббревиатура заключает в себе Достоевского, Чехова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева и Толстого. Сливки русской классической литературы в одном социальном проекте «Русской медной компании». В чем прагматика Пушкина? Кто наши настоящие супергерои? Почему не стоит во всем верить сказкам? И где потерялся русский характер? Обо всем этом мы говорим с наши гостем.

«Нет, ты не негодяй…»

- Андрей Леонидович, в чем смысл «Дочепуголетто»?

- Мы хотели сделать такой проект, который бы не заканчивался, скажем, постановкой спектакля. Важнее показать детям, что есть некий мир культуры, из которого они могут черпать ответы на все вопросы. Черпать вдохновение и даже какую-то финансовую выгоду, в конце концов. Мы не парители над землей. Прекрасно понимаем, что это дети, которые увидели интернет прежде, чем прочитали книгу. Сейчас в них воспитывают потребительское мышление. И надо учитывать это. Если вы усвоили потребление как способ существования, вот вам пример того, как можно потреблять культуру и извлекать из нее полезное и важное для себя.

- Как этот механизм выглядит?

- Есть универсальные технологии. Вот «Кока-кола» продает себя. Мы хотим так же продавать Пушкина. Пушкин не менее ценный продукт.

- Каким образом классическая культура может стать объектом потребления?

- Культура - некий тезаурус, свод слов, который поможет ребенку или молодому человеку выразить себя в той или иной ситуации. Пусть слова полежат пока где-нибудь, но возникнет такой момент, когда его потребность в выражении самого себя актуализируется. И однажды он скажет: «Ты не негодяй, нет. Ты просто чураешься истины». Это слово «чураешься» можно использовать один раз в жизни. Но если человек его скажет по адресу и в необходимой ситуации, то мы сразу понимаем, что меняется все.

- Боюсь, что детей нужно напитывать уже такими словами, как «негодяй», потому что оно уже сейчас звучит почти аристократично.

- Да, пожалуй. Но это еще не все. Пушкин необходим, чтобы утолить потребность в духовном… Я, честно говоря, даже боюсь употреблять слово «духовность», потому что последние сто лет в нашей стране под духовностью подразумевается все - и благодарность за хороший обед, и славицы Богу и царю. Для объяснения в любви я нуждаюсь в духовности? Нет, я нуждаюсь в Пушкине. Пушкин мне даст материал конкретного и универсального содержания.

«Кока-кола» ничуть не мощнее Пушкина. Просто она себя агрессивно рекламирует. «Гречневая каша сама себя хвалит». Мы думали, что Пушкин на протяжении всего времени будет сам себя нахваливать. В идеологии торжества духовности над всем тварным, конечно, Пушкин будет всегда парить над всем. Но Пушкин не нахваливает сам себя. Поэтому из Пушкина нужно сделать бренд.

Классика нуждается в скандалах

- Разве Пушкин не был таким брендом все 200 лет. По крайней мере, последние сто лет он был абсолютом.

- Это всеобщее заблуждение, потому что он оставался хрестоматийным, учебниковым «нашим всем». Интерес к Пушкину угас после его смерти. К 50-летию смерти был возрожден. Очередной всплеск случился к столетию. Потом к столетию смерти, при Сталине. А в остальное время конъюнктура вытесняла его, потому что никто не знал, как эксплуатировать Пушкина повседневно. Нужен постоянный ребрендинг Пушкина. Особенно сейчас, когда мир вообще очень быстро меняется.

- Вам не кажется, что это рискованный подход? Режиссеры пытаются находить новые ходы старых пьес к новому зрителю. И ведь очень нечасто удается сделать это корректно, без утери смыслов…

- Смыслы стираются за счет того, что мы уже не различаем какие-то коннотации в прошлом. Мы не можем прочитать Пушкина аутентично, как его читали современники. И даже как читали в конце XIX века. И поэтому нужно искать какие-то пути возобновления интереса к нему. Данте был обвинен в том, что он изменник Флоренции. А реабилитация произошла через 650 лет после его смерти. Зачем? Реабилитация Данте была нужна, как нужен любой скандал, чтобы пробудить интерес к нему. Классика нуждается в скандалах. В 1899 году народ стал покупать тарелочки с изображением Пушкина. У современников это вызывало шок. Никто не мог представить, как Пушкин мог переместиться на тарелочку. Для нас Пушкин на тарелочке является не то чтобы нормой, а уже почти мещанской архаикой.

Мы живем в дегероизированное время. У нас герои только в журнале «7 дней». И, попав туда, тут же умирают. Кого можно назначить на роль героя? Хорошо, в советские времена могли труженика или героя войны. Вспомните предложение реконструировать звание «Героя труда». Но это смешно! Герой соцтруда, но работает на капиталистическом производстве. Пушкин - вот тот герой, который не блекнет. Пушкин - герой над временем и над конъюнктурой. И все наши классики - это наши супергерои.

- Непросто их в таком качестве представить…

- Помните этот мультфильм про черепашек-ниндзя? Авторы дали им имена самых крутых парней Италии - Леонардо, Рафаэля, Микеланджело. А давайте снимем мультфильм, где будут колобки - Пушкин, Достоевский, Чехов! Конечно, сразу будут говорить: «Негодяй, подонок, как это возможно!» Но ведь природа не влетит сама в дверь. Нужно ее притягивать. Пусть с маечек на нас смотрит не Дженифер Лопес, а, допустим, Анна Керн. Нужно, чтобы наши герои-классики были всегда рядом, пусть в самых неожиданных проявлениях, хоть в комиксах…

Культура как нацидея

- Однажды вы предложили рассмотреть культуру в качестве идеологии для России. Между тем идеология предполагает некое упрощение…

- Помните, некоторое время назад все стали активно искать национальную идею. Раз в три года этот процесс обострялся до истерики. Потом все утихло, и как-то подозрительно надолго. А потом появилось два термина, которые меня очень заинтересовали: «скрепа» и «дорожная карта». Под «скрепой» они подразумевают духовность. Под духовностью - прежде всего церковь. Примерно в это же время появился анекдот: «Объявление. Безруков купит крестьян на вывод». То есть вслед за такого рода духовностью очевидным образом всплывает монархизм, возвращение крепостного права и так далее.

- «Православие, самодержавие, народность»…

- Безусловно. Интересно, что понятие «народность» никто никогда не смог расшифровать. Об это понятие разбились лбы всех теоретиков XIX века. Уже в ХХ веке соцреалисты наполнили народность каким-то отвлеченным, совершенно нечеловеческим содержанием: «Народность - это не изображение кокошника. Народность - это дух народный». Когда мы доходим до словосочетания «дух народный», мы понимаем, это все, это «сапоги всмятку». Точка.

- Хорошо, пусть нашей нацидеей станет классическая культура. А какие очевидные, бытовые смыслы эта идеология может нести?

- Культура куда богаче, чем та же духовность. Или национальная идентификация. Все страны с этим успокоились. Это вовсе не значит, что и мы должны успокоиться. Просто мы должны искать новые формы продвижения того, что практически нигде не задействовано, кроме школы. Дети прощаются со школой, и уже никогда не встречаются ни с Достоевским, ни с Пушкиным, ни с кем. Я хочу, чтобы это все каким-то образом продолжалось. Культуру всегда чем-то нагружали. Она никогда не выступала у нас самостоятельным знаком нашего общежития.

Мне кажется, мы входим в то состояние мира, когда семья, частная жизнь человека заслуживает не меньшего внимания и уважения, чем самые глобальные стройки коммунизма или капитализма. В этом частном пользовании культурой - цель любого проекта. Научить человека думать, рассуждать, совершать какие-то поступки. Человек должен быть достаточно культурным, чтобы формализовать, структурировать себя в этом мире. Чтобы ответить на любой вызов, который возможен.

А вызов очевиден. Обязательно появится что-то, что покусится на идентичность человека или на его свободу. Поэтому нам нужно стоять, как Хемингуэй в боксерских трусах, и колотить эту грушу, доказывая, что в любой момент, когда мир рухнет, мы должны защищать частное - то, что является человеческим.

И всех заинтересует: где это?

- Разрешите неудобный вопрос. Вот вы привьете карабашским деткам все эти светлые идеи, и они не захотят жить Карабаше…

- Директор Карабашского медеплавильного завода Александр Николаевич Голов, человек начитанный и глубокий, подарил мне книгу об Урале. Каслинское литье, камень, там было все. И в том числе - что в Кыштыме родилась известная российская актриса Инга Оболдина. Моя студентка, кстати. Оболдина родилась здесь, а прославляет Россию. Такие истории разрушают всю мифологию крепостнических отношений, которая всегда была в нашей стране. Вот она - идея российской, американской, любой девчачьей человеческой мечты: я хотела и стала актрисой. Вот таких девчонок рождает наш край. И мы тут знаем эту тайну, как делать таких актрис. И я уверен, что она где-то в интервью обязательно скажет, что она родилась в Кыштыме. И всех заинтересует: где это?

Чаю выпили - счастье необыкновенное!

- В своей книге «Боже, храни русских!» вы рассматриваете феномен русского характера. Что он собой сегодня представляет?

- Русский характер проявляется, прежде всего, в неких поведенческих стереотипах. Но они постоянно меняются. Уловить константу довольно сложно. Социологические исследования? Это второй уровень идентификации, к тому же социолог, как мы догадываемся, добивается тех результатов, которые были поставлены. Культура? С ней опять-таки проблема. Частотный анализ произведений нулевых годов показал, что все пассивные и депрессивные понятия, которые только могут существовать, в количественном объеме торжествуют над всем прочим. Слова «подвиг», «любовь», «романтика» вообще отсутствуют. Я как человек, который пытается свое эмпирическое соотнести с чем-то более глобальным, начинаю смущаться. И знаете, я не могу ответить на вопрос, что такое современный русский характер. Зондирование названных областей свидетельствует о том, что он или растворился, или притаился до времени.

- А если вспомнить народные сказки? До времени пассивность, а потом взрывная активность

- это является частью русского характера?

- Знаете, я не верю сказкам. В том смысле, что я не верю тому временному срезу, на котором были зафиксированы сказки. Многие сказки были записаны в 20-30-е годы XIX века. Во Франции и в Германии они были зафиксированы в XVIII веке. Сказки эволюционируют. Что такое сказка? Это некая охранительная история, замешанная на мечте о справедливости. То, что русский человек, представленный в сказках, загадочен, нерешителен, неспешен в самом начале - завязка любого умного повествователя.

Народ умен тем, что он хорошо структурировал повествование о самом себе. Если бы мы начали с того, что герой инициативен, то тогда мы должны эскалировать этот героизм от сцены к сцене. Если он уже предстал как богатырь, то тогда подвиги его для нас будут неудивительны. А здесь человек простой, как вы или я которыго был инертен по отношению к добру и злу, вдруг выходит, берет правый путь и идет по этой матушке-дороге для того, чтобы встретиться с испытаниями и чудесами. Вот оно чудо-чудесное, которое мы ожидаем от героя!

Все эти концепты были потом разработаны в русской литературе XIX века. Возьмем Лескова - пассивный созерцатель. Возьмем Достоевского - идет русский человек по дороге, вот остановился, задумался, ты его через час толкни, кулаком в бочину: «О чем задумался?» И не ответит он…

Это архетип исключительно для литературного пользования и продажи в Канны или Голливуд. Мы более просты и более гениальны, чем любое самое потрясающее наше описание, представленное в русской литературе.

Вы пришли, продрогли, чаю выпили - счастье необыкновенное! Вот он ничтожный, обозванный во всех хрестоматиях мещанином человек. Не тот, с которого мы берем пример, а которым мы являемся. А потом случится что-либо, и вот здесь рубаха рвется на груди, и вперед, и за свободу, и за все остальное…

Справка:

Ястребов Андрей Леонидович (род. в 1960 г.)- доктор филологических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ, заведующий кафедрой истории, философии, литературы ГИТИСа. Читает курс «Зарубежная литература».

Им опубликовано более 70 работ по проблемам типологического изучения литератур. Заместитель председателя Всероссийской ассоциации учителей-словесников. Автор книг «Боже, спаси русских!», «Пушкин и пустота», «Мужчина - модель для сборки», «Наблюдая за женщинами» и др.