Показатели эффективности - стимул к развитию или форма банкротства?

Сергей Зырянов часто выступает в прессе как известный социолог и авторитетный политолог. Однако главная его ипостась - директор челябинского филиала Российской академии народного хозяйства и госслужбы при Президенте РФ. Сегодня Сергей Григорьевич решил высказаться по самой острой проблеме, стоящей перед высшей школой в России.

- Сергей Григорьевич, в чем цели нынешней реформы высшей школы?

- Есть две составляющие. Первая - сформировать топ-15 вузов России, которые попадут в ведущие мировые рейтинги. Из них пять должны попасть в топ-100 мировых вузов. На решение этой задачи направляются большие деньги. Так, каждый из 15 вузов получит по миллиарду рублей на текущий год. Другой тренд - это предполагаемое сокращение вузов. В конце 2014 года объявлены планы: 80 процентов филиалов, работающих в регионах, должны быть закрыты.

- Но закрывать будут ведь не просто так, а исходя из критериев эффективности вузов, разработанных Минобрнауки.

- И вот тут у профессионального сообщества возникают обоснованные вопросы. Критерии таковы, что, было бы желание, можно закрыть не 80, а 100 процентов таких вузов. Очевидно, любая формализация ущербна, она приводит к потере содержания. Кроме того, думаю, следует сохранить разнообразие структуры российской системы высшего образования. Должны быть как крупные вузы, так и средние, малые, формирующие образовательное пространство России.

- Пример формализации мы видим в истории с пресловутым ЕГЭ…

- Недавно общался с выпускниками школ. Они говорят: в последнем классе мы уже не учимся, нас натаскивают на ЕГЭ: тесты, тесты, тесты. Качество подготовки учеников в школе систематически снижается. Мы это чувствуем. И что тоже важно - меняется система мотивации. Согласно данным наших опросов, получение высшего образования находится на 9-10-м месте в системе ценностей молодых людей. Во многом потому, что образование стало более технологичным.

- Но есть другое мнение - о переоцененности высшего образования, точнее вузовского диплома. Говорят, что у нас слишком велика доля людей с высшим образованием, что это не нужно экономике. Приводится в пример Швейцария - благополучная страна, в которой заметно меньше выпускников университетов в структуре экономически активного населения, чем у нас.

- На любой пример есть противоположный пример. В Японии принят закон о получении обязательного высшего образования выпускниками школ. Мне логика этого политического решения понятна: лучше иметь дело с более образованным человеком, он более мобилен, адаптивен, дисциплинирован. К началу Великой Отечественной войны средний уровень образования советских солдат - начальная школа. А немецкий имел за плечами семилетку. Это влияло, в частности, на способность человека управляться с автоматическим оружием, на дисциплинированность, на готовность согласованно действовать вместе с другими бойцами.

- Но у хорошо образованного работника и более высокие запросы. Образно говоря, он не пойдет на ЧТЗ, а высокотехнологичных производств вроде «Высоты 239» на всех не хватит.

- Если экономика не способна принять образованных людей в таком количестве, то это не проблема высшей школы, это проблема развития нашей экономики. И сейчас необходимость реиндустриализации нашей страны стоит со всей очевидностью. Если принять логику Минобрнауки, мы будем воспроизводить рабочую силу, готовую к технологиям, которые практиковались в 70-80-е годы. Это третий-четвертый технологический уклад. А стране через высшую школу нужно получать работников, готовых работать в пятом и даже шестом технологическом укладе. И конечно, как воздух нам необходимы дисциплинированные и аккуратные кадры. Это хорошо видно по состоянию ракетной отрасли.

- А в России действительно слишком много образованных людей?

- Давайте посмотрим цифры. В США в структуре трудоспособного населения доля людей с высшим образованием составляет 35 процентов. В отдельных странах Европы доходит до 50. В России - только 23 процента. И еще один очень важный момент. В России образование имеет линейный, консервативно запрограммированный характер. У студента одна возможная траектория обучения. На Западе картина иная - у студента есть выбор и возможность самому принимать участие в формировании конкретной программы своего обучения. А это придает образованию гибкость и адекватность реальным требованиям жизни.

- Вернемся к цифрам. Минобрнауки говорит: в СССР было 600 вузов, сейчас около 1000 вузов и 1500 филиалов.

- Но ведь увеличение их числа произошло не само по себе. И не зловредные дяди это сделали. Был экономический и социальный запрос. Государство же и разрешило расшириться этой сфере. Те же филиалы возникли в то время, когда родители просто боялись отправлять своих детей учиться в другие города. А вспомните, что было с логистикой. И сколько стоили билеты! Если называть вещи своими именами, то высшая школа была брошена. Именно поэтому на волне резко выросшего спроса там закрепилась халтура и теперь воспроизводится. Но это в первую очередь вина государства и его политики в этой сфере, которая в свое время и привела к такому результату. Конечно, хорошо, что оно теперь задумалось. Устранение с рынка образования организаций, которые не дают образование, но собирают деньги, в конечном счете, разумная мера. Однако делать так, как делается сейчас, не совсем оправданно.

- Так - это через систему критериев эффективности?M

- Абсолютизируя этот инструмент. Пример. Среди критериев эффективности есть такой показатель - заработок, который преподаватели обеспечивают вузу за счет участия в научно-исследовательских проектах. То есть деньги, которые мы должны получить от сторонних организаций за выполненные научно-исследовательские работы. Сейчас это 70,1 тысячи рублей на любого преподавателя любого вуза! Я выхожу к своим преподавателям с таким предложением. Встает завкафедрой иностранных языков: «А на чем мы можем заработать?» И ответа на этот вопрос нет ни у кого.

- У вас получилось освоить этот критерий?

- Конек нашего вуза - социология. Здесь мы можем что-то заработать. Наши специалисты могут оказывать экспертные услуги по вопросам экономики и управления. Тоже какие-то деньги. Но возможности гуманитарного вуза ограничены. Мы по итогам года даем показатель - 62 тысячи рублей на одного преподавателя. То есть критерию не соответствуем. Но для нас это колоссальный рост, в несколько десятков раз! Ведь еще три года назад норма показателя составляла всего 1,7 тысячи рублей.

- Если бы у вас в запасе было время…

- Хотя бы время! Предположим, из четырех критериев вуз не соответствует одному. Он разрабатывает программу, которая позволяет в течение нескольких лет его достичь. Это процесс длительный. Чиновники меняют цифры легко. И получается, что «показатели эффективности» сегодня решают задачу исключительно сокращения количества вузов. Это своего рода скрытая форма банкротства. Искусственного банкротства. И все издержки обычного банкротства будут проявляться и здесь.

- Сокращение работников?

- Например, да. Миноборнауки говорит спокойно - ну подумаешь, обанкротили 300-400 филиалов в год, студенты перейдут в другие вузы. У чиновников в Москве почему-то есть убежденность, что преподавательский корпус и сотрудники не пострадают. Считается, что преподаватели найдут себе работу. Про сотрудников речь вообще не идет. У нас работают 100 преподавателей и 116 сотрудников. Если наш филиал закроют, 116 человек точно станут безработными.

- А преподаватели найдут себе работу?

- Тоже вопрос. Ведь если число вузов сокращается, то уменьшаются и возможности для трудоустройства. Минобрнауки исходит из логики, что преподаватели зачастую работают в нескольких вузах. Но это разный вид занятости. У нас 89 преподавателей работают в штате, у них здесь трудовая книжка. Остальные - привлеченные. Да, преподаватель, чтобы заработать на жизнь, вынужден работать в нескольких местах, потому что уровень оплаты труда унизителен для высшей школы. Бюджетное содержание ассистентской преподавательской зарплаты - 10-12 тысяч в месяц, кандидата наук, доцента - 16-18. Доктора наук, профессора - 25-30 в лучшем случае. Люди вынуждены искать дополнительный заработок. То есть читать один и тот же курс в двух-трех вузах. Но при этом они лишаются возможности развития своего человеческого и преподавательского капитала.

- Каким образом, на ваш взгляд, можно отрегулировать ситуацию с вузами, но так, чтобы не разрушать систему образования, а способствовать ее развитию?

- Нужно в разы увеличить годовое содержание стоимости обучения одного студента. В разы! В три, в пять. Сегодня государство тратит на одного студента-гуманитария, прошедшего на бюджетное отделение, 63 тысячи рублей в год, на технических специальностях этот показатель составляет 112 тысяч рублей. Мы самой мизерностью этих сумм дискредитируем ценность образования. Традиционно уровень финансирования высшей школы у нас низок. Это около трех-четырех процентов от ВВП. А например, в Китае это пять-восемь процентов. Раз денег мало, они должны работать эффективно.

Сейчас распределение средств происходит кулуарно. Гражданское общество, независимые структуры к этому никакого отношения не имеют. Надо сделать открытый конкурс. Тогда даже эти маленькие деньги будут получать по-настоящему достойные вузы.

Другой источник - вложение бизнеса. Но тут проблема - 60 процентов экономики контролируется государством. Надо увеличить долю негосударственного сектора. Рано или поздно у них возникнет интерес к вложениям в высшее образование. Если государство пока не способно привлечь бизнес в эту сферу, тогда надо использовать систему продажи выпускников.

- Каким образом?

- На Западе университет составляет рейтинговый список выпускников. Если ты в первой десятке - тебе одна цена, в последней - другая. Вообще, есть разные схемы «продажи». Например, предварительный заказ. Скажем, после второго курса мы показываем предприятиям, кого собираемся учить. У студентов уже есть какие-то результаты, уже видно, что из них может получиться. Заключайте с ними договоры. Платите 50 процентов стоимости обучения, но юридически закрепляйте за собой. Нужно убрать государство как контролера образовательной деятельности в том виде, в каком это сейчас существует. Такой контроль избыточен. Порой даже неуместен. Этим вполне могут заниматься гражданское общество и бизнес-сообщество, то есть конечные потребители. Через попечительские советы, например. Можно пойти дальше и подумать над тем, что, может быть, не нужен диплом установленного образца. А лучше, если это будет диплом РАНХиГС, МГУ, МГТУ имени Баумана и так далее. Подумать, чтобы конкуренция среди вузов была реальной. В любом случае процесс реформирования высшей школы длительный. Время, необходимое для преобразований, - минимум 10-15 лет. А оптимальный механизм реформы - это 20-30 лет для выстраивания новой системы без потерь того хорошего, что есть.