Справедливая формула цены

Первый вице-губернатор Андрей Косилов: снижение цен на продукты — это долговременная тенденция.

Другой кризис

— Андрей Николаевич, мы почти полгода живем в новом кризисе. Его механизмы стали для вас понятными?

— До последнего времени все друг друга убеждали, что нынешний кризис такой же, как предыдущие. И не через год, так через пять лет мы выйдем из него, и все будет, как раньше. Но этот кризис все-таки особенный. Вот, например, в 1998 году девальвация сопровождалась мощнейшей инфляцией, цены подскочили на все. Что случилось дальше? Производители, переработчики, торговля — все свои проблемы разом переложили на плечи потребителей.

— К этой практике мы, увы, уже привыкли.

— Как ни странно это прозвучит, но на сей раз они это сделать не смогут. Даже если бы сильно захотели.

— Почему?

— Давайте посмотрим, что происходит сейчас на рынке. Сначала было снижение цен на основные промтовары. Затем на топливо. А сегодня эта волна докатилась и до продуктов питания. И это долговременная тенденция. Я убежден, что нынешний кризис должен заставить всех кардинально переоценить свои ожидания от рынка. Кто это поймет раньше других — первым выйдет из кризиса.

Если в период бурного экономического роста продавец вздувал цены до тех пор, пока не выжимал из потребителя последние соки, то теперь ему приходится оценивать свой бизнес по его реальной эффективности. И вопрос уже не о том, сколько производитель или продавец сумел «накрутить» и «срубить», а получил ли он в принципе прибыль или сработал с убытком. Я считаю, речь идет о фундаментальных изменения в отношениях на рынке.

— А можете привести пример из реальной жизни?

— Раньше птицеводы совершенно спокойно могли мириться с переполненными складами. Расчет был таков: раз идет рост доходов, значит, рано или поздно товар купят и по такой цене. А может, и по еще большей. И ждали, накапливая на складах остатки. Что сегодня? Доходы населения реально снизились, спрос упал. А кредиты стали очень дорогими. Выход один: чтобы обеспечивать производство оборотными средствами, нужно продавать, а это значит, снижать цену.

— За счет чего?

— За счет сокращения издержек. Думаю, по меньшей мере, на 20—30 процентов. Это вполне реально, если провести серьезный анализ хозяйственной деятельности.

— Примечательно, что на кризис продавцы вначале отреагировали повышением цен.

— Бизнес на уровне рефлекса попытался воспроизвести стратегию поведения, которая выручила десять лет назад. Но ситуация совсем иная. Во-первых, есть резкое снижение покупательского спроса. Во-вторых, сейчас совершенно другой уровень насыщения рынка. В частности, продуктового. 10 лет назад он был в два раза ниже.

Еда за рубли

— Тогда было много импорта и мало своего.

— Доля импорта составляла до 70 процентов, сейчас — максимум 30 процентов. Представляете, если бы большинство продуктов в нашей области были бы привозными?

Девальвация рубля на 30 процентов означает повышение цен на импорт почти на треть! Еще недавно многие смеялись, когда заходила речь о продовольственной безопасности. Дескать, войну, что ли, ждем? А вот реальное подтверждение нашей правоты.

Мы эти 10 лет не сидели сложа руки. И сегодня проблемы из-за того, что падают цены на мясо, мы не делаем. Естественный процесс. Если уровень производства растет, рано или поздно это сработает в интересах потребителя.

— На мясо кур цены снижаются, а на говядину растут...

— Потому что российский рынок говядины на 70—80 процентов состоит из импорта. Как следствие — 250—280 рублей за килограмм говяжьей вырезки. Слава богу, что люди могут удовлетворить потребность в животных белках за счет мяса птицы.

— Как выглядит сегодня мясной рынок в области?

— Производство курятины у нас составляет больше ста процентов собственных потребностей, по свинине мы выходим на этот уровень, и скоро, возможно, будем свинину вывозить. По говядине — несколько лучше, чем в среднем по России: примерно на 35—40 процентов закрываем свои потребности.

Печем сами

— А что на хлебном рынке?

— Сейчас резко падают цены на муку. Есть проблемы со сбытом. Но за счет государственных интервенций цены на зерно остаются высокими. Самые экономные уже берут на базаре муку, дрожжи и пекут хлеб сами. Это, конечно, не оказывает заметного влияния на рынок, просто факт. Но многие наши производители уже сталкиваются с проблемой снижения сбыта хлеба, круп и макаронных изделий. Я прогнозирую практически неизбежное снижение цен на хлебобулочные изделия.

Самое дорогое молоко в Европе

— Острая дискуссия сейчас происходит по молоку.

— Ситуация драматичная. В прошлом году цены на молоко и молочные продукты вышли на запретительный уровень. В результате сбыт упал на 10—12 процентов. И это при том что по сравнению с советским временем мы потребляем в два раза меньше молока на душу населения. То есть потенциальный спрос есть, но покупатели смотрят на ценник.

Какую позицию выбрали переработчики молока? Во всем обвинили крестьян, мировые цены на молоко.

Давайте посмотрим на факты. Передо мной таблица розничных цен на молоко в Европе в перерасчете на доллары. Вы удивитесь, но в России оно стоит дороже всего: литр — 99 центов! Во Франции — 88. В Германии и Нидерландах — 87. В Чехии — 73. На Украине — 67. В Белоруссии — 39 центов. Но вот что еще интереснее. Самая низкая доля от этой цены, которая остается у крестьянина, — в России и еще в Литве: 39 процентов. А в Нидерландах, например, 55 процентов, в Польше — 59! То есть большая часть прибыли оседает в России у переработчиков молока и в торговле.

— Это общие цифры, а что в реальности?

— В прошлом году молокозаводы в Челябинской области покупали у крестьян литр молока в среднем за 12,5 рубля. Сейчас — за 8,5! На четыре рубля меньше. Найдите хоть один магазин, где цена на готовый пакет молока опустилась бы соответственно?

— Почему, по-вашему, не происходит адекватного снижения цен на молоко в магазинах?

— Думаю, тут как раз действует докризисная психология — попытка переложить все свои проблемы на потребителя. Если не получается на потребителя, то на крестьян. Это просто несправедливо! Мы подняли шум. После чего переработчики и торговля стали утверждать, что они снизили свои цены на 10 процентов. Мы провели мониторинг. И не смогли найти такого снижения цен ни у ведущих молокозаводов, ни в торговых сетях! В реальности переработчики снизили цены лишь на 5, в редких случаях на 7 процентов.

Далее. Нам говорили, что все торговые сети на социально значимые продукты не делают наценки более 15 процентов. Вот реальность (данные за 17 апреля). "Патэрсон": 22,5 процента торговой наценки (на молоко 2,5 процента жирности, за литр в пленочной упаковке) и 23,7 процента (на молоко 3,2 процента жирности). Из всех торговых сетей только "Магнит" выполнил обещание.

— Мониторинг — необычный способ воздействия власти на бизнес.

— Мы впервые ощутили, какая полезная это вещь — гласность. Переработчики молока и продавцы поняли, что скрыть подвох не удастся, и на третий день мониторинга произошло заметное снижение цен, в некоторых случаях почти в два раза.

У нас нет намерений разоблачать, но нужно играть честно. И переработчики, и продавцы от нынешнего снижения ничего не потеряли, потому что еще в первом квартале они повысили цены на столько же, на сколько теперь их снизили. При этом, напомню, для крестьян цена на молоко упала на 40 процентов!

Кому дотации?

— Переработчики молока все же не совсем эгоисты, они выступают за госдотации крестьянам.

— На словах все гладко. Сейчас цена закупки молока у крестьян 8,5 рубля, федеральное правительство даст 2 рубля дотации, региональное — полтора. Выйдем на показатель 12 рублей за литр. Это даст оборотные средства крестьянам, переработчикам и торговле. Но дотации дойдут до общества только в том случае, если цена на конечный продукт для простого покупателя снизится.

Смотрим цифры. Закупочная цена для крестьян упала на 4 рубля, власти дали дотации на 3,5 рубля, а цена на молоко для потребителя снизилась всего на рубль. Арифметика очень простая: 2,5 рубля осело либо в торговле, либо в кармане у собственника молокозаводов. Это нас категорически не устраивает.

— Не слишком ли вы категоричны?

— Прибыль должна быть обоснованной. Вот крестьянин сдает молоко по 8,5 рубля литр. Что происходит на молокозаводе? Процент жирности из крестьянского молока убрали в сливки и сметану, запаковали в пленку, отвезли в магазин. Затрат — рубля на два. А оно "потяжелело" в два раза. Весь цикл — одни сутки. А что у крестьянина? Чтобы получить молоко, нужно сначала получить телочку. Два года растить, потом осеменить. Через 9 месяцев появится корова-первотелка. Цикл от теленка до молока — три года. Дай бог, чтобы животное не погибло, не заболело. Три года и — одни сутки. А прибыль одинаковая! А потом еще торговые сети 20—30 процентов накидывают только за то, что товар через порог магазина перевезут. Вот с чем связана наша горячность.

Два механизма

— Власть не должна поддаваться на эмоции. Все-таки у нас рыночная экономика. Есть ли у вас цивилизованные механизмы разрешения подобных противоречий?

— Мы считаем, должны работать два механизма. Первое — антимонопольное преследование. Когда в один день все три завода, контролируемые одним собственником и занимающие 70 процентов на рынке, снижают закупочную цену, это наводит на размышления. Что это в масштабе всей сельхозэкономики? В день крестьяне Южного Урала продают почти 600 тонн молока переработчикам. Умножаем на 4 рубля, получается 2 миллиона 400 тысяч рублей. Столько переработка изымает из кармана крестьян каждый день. В месяц — 72 миллиона. В год — более 860 миллионов рублей, отнятых у сельского хозяйства региона! Так нельзя себя вести в кризис. Это экономический эгоизм. За первый квартал в России потеряно 200 тысяч поголовья. Там и коровы, и молодняк…

— Но если потребность в молоке уменьшилась...

— Есть другой путь, который всем будет выгоден. Мы понимаем ситуацию: доходы у людей упали. Но мы заинтересованы в том, чтобы молочных продуктов они получали больше, чем сейчас. Это вопрос здоровья и благополучия нации. Не жадничайте, и люди снова будут покупать молоко в прежних объемах, это вернет вам прибыль.

— В чем состоит второй механизм разрешения проблемы?

— Это трехсторонние соглашения. Мы предлагаем, чтобы крестьяне встретились с переработчиками, с продавцами и договорились, кому сколько принадлежит в цене пакета молока. Мы будем настаивать, чтобы крестьянам принадлежало не меньше половины. Торговле — не менее 10 процентов. Государство в виде налога берет 10 процентов. Переработка — 25—30 процентов. Сегодня переработка и торговля получают 52 процента.

— Насколько действенен этот механизм?

— Он был действенным до прошлого года, пока из этого соглашения де-факто не вышли переработчики. Мы сформулировали свои предложения на имя президента и полпреда: в законе о торговле, который, надеемся, скоро будет принят, должна быть прописана необходимость заключения таких соглашений ежегодно. По сути, это определение справедливой формулы цены. Люди должны реагировать на все эти процессы увеличением потребления качественных продуктов, вот в чем стратегический смысл деятельности власти в этом вопросе.

— Принять такой закон планируется только осенью.

— Да, но нам никто не мешает заключить добровольное соглашение сейчас. Это, если угодно, способ достичь общественного согласия.

Это не 90-е!

— Насколько оправданна такая мера, как выездная торговля молоком из цистерн. Похоже пропагандистский ход, напоминающий, кстати, 90-е годы.

— Нет! Молокозаводы говорят: нам не нужно ваше сверхплановое молоко. Или сдавайте его по 7 рублей. Бутылка воды стоит дороже! Ну, раз не нужно — повезем напрямую потребителям.

— Много сверхпланового молока?

— Около 70 тонн. Поймите, эта мера — реальное восстановление выбора покупателей. Сети лишили покупателя альтернативы. Ведь и рынки превратились в некое подобие сетей с контролем над ценами. Кстати, наша позиция — не возвращаться в чистом виде к началу 90-х. Это молоко хоть и рекомендуют кипятить, но оно уже пастеризованное, как правило. И мы настаиваем на более высоком качестве продукта.

— Чего ждать нам на рынке молока, скажем, в ближайшие полгода?

— Думаю, мы добьемся от переработчиков реального снижения цены. У власти есть арсенал мер — тут и правовая оценка, и демонополизация рынка. Хочу быть понятым правильно. Наша цель — не изобличать и наказывать. Мы все — крестьяне, переработчики, торговля, власть, общество — вынуждены быть партнерами. Это единственный способ выйти из кризиса с наименьшими потерями.