Каждый орган - это тайна

Директор «Герман Ойле» Иржи Коцоурек: «Для нас очень важно доброе решение для нашего инструмента»

Иржи Коцоурек был в Челябинске всего один день и сказал в общем-то немного. Однако очевидно, что для Челябинска он вдруг стал очень важной персоной. «Решение о том, куда переносить орган, должны принять ваши власти», - постоянно повторяет г-н Коцоурек, намекая на историческую ответственность за будущий вердикт тех, кто называется элитой региона. В эксклюзивном интервью наш гость раскрывает некоторые подробности своей биографии, рассказывает, за что любит органы и почему не может ни один из них назвать самым лучшим, а также делится своими впечатлениями от общения с властями Южного Урала.

«Ездил на «Трабанте» по церквям…»

- Господин Коцоурек, расскажите немного о себе и о том, как в вашей жизни возник орган.

- Мой отец чех, мама – немка. Я родился в Германии, в Карл-Маркс-Штадте (после возвращения ичторического названия - город Хемниц). В 1977 году начал петь в знаменитом дрезденском Кройц-хоре. Кстати, вместе с хором я дважды- в 1987 и 1988 годах - побывал в России, тогда еще Советском Союзе. Участие в хоре стало своего рода подготовительным музыкальным образованием. И оно положило начало моему интересу к органу и к старинной музыке.

Как-то в одной часовне я услышал звучание ригаля (маленький язычковый орган). Звук его меня заворожил. Я стал интересоваться этой темой и даже пытался строить модели органов. Не все удавалось. Моя первая модель - орган из трех регистров - не была закончена. Но интерес к органостроению не прошел. Помню, когда мне было 18 лет, я ездил на «Трабанте» по церквям и знакомился с органами. Причем я не просто ходил на органные концерты или церковные службы. Иногда просто приходил в церковь и просил разрешения познакомиться с органом. Видя такой интерес, мне доверяли. Даже давали ключи от церквей, и я мог заходить внутрь практически в любое время, играть на инструменте. В итоге я ознакомился с примерно четырьмя тысячами органов. Это было очень сильное увлечение, хобби.

- И оно стало профессией?

- Не сразу. В университете я изучал экономику предприятия. Потом работал в Дрездене в системе сберегательных касс, курировал различные фонды как представитель банка. Затем стал директором евангелической школы. В это время фирма «Ойле» искала сотрудника. Это известная фирма в Германии, семейное предприятие, которое более 130 лет занимается строительством органов. Так вот, в 2005 году «Ойле» искала кандидата на место второго исполнительного директора. Бывший исполнительный директор г-н Цукерридель вышел на пенсию. Фрау Ингеборга Ойле тоже отошла от дел, семейное предприятие возглавила ее внучка Анна-Кристин, представительница пятого поколения семьи Ойле.

- В чем заключаются ваши функции в фирме?

- Руководство «Ойле» - это три человека. Условно говоря, Анна-Кристин Ойле - директор по финансам, г-н Кумпэ - технический директор, а я своего рода творческий директор, определяющий современную идеологию «Ойле».

- А что сейчас представляет собой ваша фирма?

- Органостроительный ландшафт Германии составляют порядка 250 фирм. Очень много среди них маленьких, где работает один или два органных мастера. Есть средние фирмы, объединяющие до 10 мастеров. Фирма «Герман Ойле» со штатом в 40 человек сегодня вторая или третья по величине в Германии.

Саксонский характер

- Господин Коцоурек, а за что вы любите орган?

- Главная причина - классическое разнообразие. В детстве я учился играть на скрипке. Это один голос. Орган же объединяет в себе звучание очень многих инструментов. И это впечатляющий синтез. Кроме того, орган - очень интересный инструмент с технической точки зрения, как механизм. Мне нравилось изучать внутренности органа, разбираться, как те или иные детали работают. И почему одни органы звучат великолепно, а другие не очень хорошо. Почему у одного органа, к примеру, звучит флейта, а у другого не звучит или звучит приглушенно. Каждый орган индивидуален. И более того - он представляет собой тайну! Когда пытаешься ее раскрыть, начинаешь понимать и то, о чем думал мастер, когда строил орган, почему он так, а не иначе конструктивно реализовывал свои мысли. Думаю, мастер даже слышал внутри себя музыку, которая должна была в будущем исполняться на этом инструменте.

Когда я стал уже кое-что понимать в органах и музыке, меня заинтересовал вопрос, а можно ли перенести принципы работы одного органа на другой. Проще говоря, возможно ли повторить хороший орган.

- Орган везде в мире одинаков?

- Совсем нет. Причем существуют национальные отличия, например немецкий и французский орган. Есть различия церковные - католический или евангелический. Но даже в разных землях Германии органы разные. Научно-технический прогресс сделал большой мир маленьким, обмен информацией происходит очень быстро. Но в XVIII-XIX веках ехать с концертом в другой большой город можно было неделю. Раздробленность и отсутствие интенсивной коммуникации, с другой стороны, помогали сохранить своеобразие органостроительных школ и, соответственно, звучания. С началом индустриальной эпохи возникла тенденция к унификации. Инструменты стали создавать чуть ли не конвейерным способом. Но сейчас органостроители отказались от идеи создания «универсального органа». Напротив, говорится о том, чтобы сохранять определенные региональные особенности.

- А какие особенности несут органы фирмы «Ойле»?

- Это инструменты, характерные для средней части Германии, Саксонии, где жили Бах, Мендельсон и другие большие композиторы. Кстати, саксонский орган выходит за пределы собственно этого региона, оказывает влияние на другие школы.

«Ойле» в Челябинске и в Зальцбурге

- Расскажите, пожалуйста, о челябинском органе.

- Думаю, лучшее слово, которое подходит для обозначения его звучания, это «поэтичный». В принципе, если бы это была церковь, для помещения такого объема, хватило бы 20-22 регистра. Но для концертного органа нужно иметь большие возможности. Поэтому в челябинском органе регистров почти в два раза больше. Но это еще не весь секрет. Как я уже сказал, инструменты фирмы «Ойле» - «саксонские». Однако так как это концертный инструмент, он должен иметь характерные отличительные краски, которые позволяют ему, когда нужно, звучать «по-французски», «по-итальянски», «по северогермански» или «по-английски». В основе этого инструмента лежит звуковая пирамида, в традициях знаменитого мастера Готфрида Зилбермана. Основа этой конструкции - «ствол»: поющие «серебристые» принципалы (главные регистры органа. - Прим. ред.). «Серебристый» в данном случае значит светлые, поющие, нерезкие, близкие к вокалу. А на этом «стволе» есть «веточки», то есть дополнительные регистры, какие характерны, например, для французских органов - скажем, гобой и фагот. Есть и «итальянские» «веточки». Все они существуют как бы отдельно, но гармонируют со «стволом». И позволяют использовать характерные краски, когда исполняется не немецкая музыка и другие какие-то стили. Можно включить все регистры, и каждый регистр будет звучать индивидуально, но при этом существовать в ансамбле.

- Фирма «Ойле» только что построила орган для зала «Моцартеум» в австрийском Зальцбурге. Это очень почетный заказ. Можно ли считать этот инструмент главным достижением вашей фирмы, некоей вершиной?

- Я бы никогда не стал говорить, что этот или какой-то другой орган является самым лучшим. Я могу сказать, что он отличный, но всегда найдутся органисты, которые могут сказать, что им хотелось бы с большим удовольствием играть на французском органе. Тут ведь еще дело вкуса. Но этот инструмент определенно хороший. Наши мастера сумели взять лучшие элементы разных школ и своеобразно преломить их в своей саксонсокой школе органостроения. Думаю, наша фирма сумела выиграть этот тендер и благодаря тому, что нам оказались близки принципы конкурса. Точнее, один основной: красивый звук не есть громкий звук.

1000 лет с церковью

- Как связаны орган и религия сегодня?

- Орган, начиная с VIII столетия и последующие тысячу лет, был исключительно церковным инструментом. С ХVIII века начинается секуляризация этого инструмента, получает развитие домашний орган, строятся концертные залы. В тех странах, где он не использовался для богослужения, его возможности, разумеется, были осознаны гораздо позже. В России это происходит во второй половине XIX века. 20-30 лет назад - в Японии. 10-20 лет назад - в Китае.

Процесс секуляризации органа, но уже принудительный, имел место в середине ХХ века сначала в нацистской Германии, потом в странах Восточного блока. В Нюрнберге, например, был построен большой «национал-социалистский» орган, который использовался для идеологических манипуляций. А в послевоенной Чехословакии органы устанавливались в светских залах с тем, чтобы люди не ходили в церкви.

Сегодня в странах Европы количество людей, которые ходят в церковь, становится меньше, соответственно уменьшается спрос на органы. В Рурской области Германии и в Англии, я знаю, закрывается большое количество церквей, потому что люди туда почти не ходят, а органы продаются на икв.мнтернет-торгах. Похожая ситуация в США, там даже была организована компания, которая занимается продажей церковных органов в Европу. Но вот в Польше, где 90 процентов католиков, спрос на органы увеличивается. Почти все инструменты из закрытых церквей Германии продают в Польшу.

Светский интерес к органу в Германии сейчас остановился на определенном уровне. Очевидный рост сейчас наблюдается в странах Азии - Южной Корее, Китае и Японии. Там строят большое количество концертных залов, возникают новые церковные общины. На Азию сегодня работает очень много немецких фирм. Если экспорт вдруг прекратится, эти фирмы моментально обанкротятся.

И еще раз про новый зал

- Не могу не задать вам вопрос о результатах вашей поездки в Челябинск. Какое ощущение у вас осталось от общения с властями региона?

- У меня сложилось впечатление, что на заключительной встрече в правительстве от меня ждали конкретной рекомендации, что тот или иной зал подходит для органа. Поэтому я попытался детально объяснить всю специфику ситуации. Один из важных результатов этого разговора состоит в том, что все участники этой дискуссии прочувствовали, сколь сложным является комплекс критериев для зала, который бы удовлетворял требованием органа. Я думаю, все присутствовавшие осознали, что орган не может переноситься в любое помещение и почему предложенные три зала не могут быть приняты в том виде, в каком они есть сейчас.

- А после реконструкции?

- Перестройка возможна. На это нужно много денег и много работы.

- Общественность беспокоится, что власти перенесут орган в зал, который не вполне соответствует нужным параметрам. На ваш взгляд, возможен такой поворот дела?

- Не знаю. Но мы опишем необходимые параметры, и я надеюсь, что правительство найдет хорошее решение. Мы не можем решать вопрос зала в Челябинске, мы фирма из города Баутцен.

- Вы будете участвовать в переносе, если достойное помещение не будет найдено?

- «Ойле» - это серьезная фирма, для нас очень важно доброе решение для нашего органа. И мы, разумеется, не хотели бы, чтобы он оказался в помещении, которое не вполне подходит для него.