Игорь Нарский: «Мы революцию 1917 года до сих пор не знаем»

Проект посвящен юбилею революционных событий 1917 года, осмыслению их последствий. В работе активное участие принимали студенты факультета журналистики ЧелГУ, транслируя, в том числе, свой взгляд на прошлое страны и соотнося это прошлое с современностью.

***

Что происходило в Челябинске с февраля по октябрь 1917-го года? Могла ли история революции (а значит и последующих событий) пойти по-другому? В том числе, об этом говорим с доктором исторических наук, профессором Игорем Нарским.

- Игорь Владимирович, как бы вы охарактеризовали социально-политическую обстановку в Челябинске весной 1917-го: что вообще происходило, какие настроения бродили в обществе?

- Начнем с того, что Челябинск до 1914-го года и после начала Первой мировой войны стремительно развивается. Он находится на Транссибирской магистрали, очень быстро растёт (в два раза за 15 лет), его называют «русским Чикаго», он на слуху. Город процветает.

- И вот – революция.

- Официальную информацию о февральских событиях в Петрограде и их последствиях челябинцы узнают лишь7-го марта из дошедших до города столичных газет. То есть, весть о революции доходит через пять дней после отречения Николая II. До этого почти две недели Челябинск полнился слухами. Настроения первоначально - эйфорические.

- И это несмотря на бурное экономическое развитие, которое, как принято считать, является основой благополучия и стабильности?

- Да. Эйфория от революционных известий объясняется тем, что война длится с 1914-го года, у многих уже кто-то погиб, многие где-то на фронте, и неизвестно, что с ними будет. Хочется уже какой-то ясности, все давно говорят о революции и о том, что нужны перемены, но перемен нет. И вот в одночасье всё происходит без всякого участия челябинцев. В одной из городских газет в это время, в начале марта, появляются такие строчки: «Революция пришла к нам явочным порядком» – то есть, о ней просто объявили.

- Эйфория общая, без каких-либо намеков на предстоящий раскол и гражданскую войну? На чем основано единство?

- На том, что впереди начинает маячить что-то очень хорошее, чего все ждут. Каждый ждёт чего-то своего, но при этом хочется перемен и хочется надеяться, что это перемены к лучшему. То, что происходит в Челябинске и по всей стране с начала марта – праздники революции.

Газеты выкладывают полный сценарий проведения праздника, который начинается определенного числа, публикуют тексты революционных песен, чтобы люди учили слова. Горожанам рекомендуют вывешивать исключительно красные знамёна в окнах, предупреждают, что триколоры будут срывать. Людям советуют носить красные повязки. Солдатам, офицерам, железнодорожникам – всем, кто в форме, рекомендовано кокарду с орлом затянуть красной тканью. Женщины ходят с кумачовыми бантиками, поясками - город пестрит красным цветом.

- То есть, эйфория носит большевистский оттенок?

- Она носит революционный оттенок, который кажется нам большевистским, поскольку мы знаем, чем это закончилось. Красный - общий цвет, кивок не в сторону Октябрьской революции, которая будет, а в сторону Великой французской, которая была.

- Соответственно, под красное знамя абсолютно искренне могли встать и буржуа, получившие бонусы от стремительного развития Челябинска?

- Да.

- Каков был состав городского населения на тот момент? Кто эти люди: крестьяне, военные, предприниматели?

- В Челябинске были и рабочие завода «Столь», и труженики железнодорожного депо. Было несколько торговых улиц, где жили предприниматели, служащие, приказчики, торговцы. В городе располагался довольно большой воинский гарнизон. Много казаков, поскольку Челябинск в этот период входит в состав Оренбургской губернии и в территорию расселения Оренбургского казачьего войска. Как видим, очень пёстрый состав горожан. И никаких классовых преференций сначала незаметно. В Народном доме на площади параллельно заседают комитеты разных партий, все друг друга знают и не то чтобы дружат, но проводят общие заседания.

Есть организации, например, комитеты общественной безопасности, куда входят представители всех политических структур, в том числе, члены советов. Цвиллинг входит в комитет общественной безопасности, являясь лидером челябинского совета рабочих и солдатских депутатов. Всё как во второй день сотворения мира: ещё ничего не затвердело, ничто не разделено - ощущение всеобщего братства. Кстати, праздники революции называют еще и революционной пасхой, поскольку в этом, 1917 году, они совпадают по времени с церковными торжествами.

Что происходит во время пасхи? Крестные ходы, публичные шествия. А во время революции? Демонстрация за демонстрацией. Очень активна улица, активна толпа, всё очень пёстро, но повсюду красный цвет – атрибут революции. Население требует, чтобы на время пасхи открыли тюрьму, и добивается своего. Посетители приходят в тюрьму совершенно свободно. В камерах (двери открыты) вместе сидят надзиратели, заключенные, городские посетители и распивают самогон. Алкоголь официально не продаётся, но праздник-то надо праздновать! Именно эти открытые тюрьмы для меня – символ той самой эйфории и полного отсутствия чувства реальности. Вскоре после того, как тюрьмы открылись, Челябинск становится удивительно криминальным городом. Одновременно освобождено 800 уголовников, и они очень быстро начинают устанавливать собственные порядки.

- Народ трезвеет?

- За эйфорией, которая длится примерно до мая, следуют первые разочарования. Странная история происходит, например, в Троицке. Там отмечают майские праздники. Действует сухой закон, но склады переполнены алкоголем, потому что во время войны алкоголь продолжают вырабатывать для военных нужд: порох нужно производить, кожи нужно выделывать, сапоги нужно тачать, раненых оперировать и лечить - везде используется спирт. Индустрия по его производству существует, но населению алкоголь не продают. В мае на территории будущей Челябинской области, в Троицке, происходит первый погром винного склада. Всё начинается мирно, точно так же, как и мартовские праздники революции, но постепенно настроение толпы доходит до определённого градуса накаливания. Нужно отметить: с продовольствием в этот период всё обстоит неблагополучно, хотя Оренбургская губерния в том, что касается производства сельхозпродукции, была цветущей, по сравнению, например, с Петроградом.

- Весной 17-го инфраструктура в регионе работает по инерции, или уже начинается развал?

- Отметим для начала, что в Челябинске (как и в других городах провинции), в отличие от Петрограда, никакого двоевластия не было. В столице - явное противостояние Временного правительства и Совета. В Челябинске все совершенно иначе. Есть так называемый комиссар временного правительства (им автоматически везде становится руководитель земства), есть председатель городской думы. Но реальной власти у этих руководителей нет. Полиции нет, она разогнана в первые же дни революции. Вместо нее создаются добровольные дружины, которые, конечно, не справляются с нарастающей стихией. Существуют советы, комитеты общественной безопасности.

Существуют филиалы всевозможных партий и национальных организаций. Все они друг с другом конкурируют. Налицо многовластие различных субъектов, ни один из которых реальными рычагами управления не обладает: нет либо опыта, либо ресурсов. Поэтому начинаются большие проблемы. Продолжается война, надо снабжать армию продовольствием. Царское правительство вводило закон о частичной государственной монополии на хлеб, то есть, на закупку хлеба у крестьян не по рыночным, а по более низким ценам. Крестьяне на таких условиях продавать хлеб не хотели, в результате возникал дефицит хлеба в городах. То же самое в 1917-м году делает Временное правительство, и вновь крестьянское недовольство. Крестьяне готовы давать хлеб в качестве разовых пожертвований на армию, но систематически продавать его ниже рыночной цены – нет.

Проще варить самогонку и торговать ею из-под полы - доход получается совсем иной. В итоге начинаются сложности с продовольствием, система снабжения начинает буксовать. Люди с ночи стоят в хлебных очередях (так называемых хвостах), где ждут по нескольку часов. Тут же распространяются тревожные слухи, которые дискредитируют существующую власть, потому что слух всегда оппозиционен.

- Сейчас бы сказали – «эскалация нестабильности».

- Прибавьте к этому, что в апреле и мае крестьяне начинают делить землю, и им не до того, чтобы торговать с городом, им свои проблемы надо решать. Перебои на рынках продовольствия усиливаются. Солдаты узнают о дележе земли (а они сами из крестьян), боятся, что все поделят без них, бегут с фронтов, по пути, опять же, впитывая и распространяя слухи. Ощущение тревожности стремительно нарастает. И вот в Троицке происходит первый на Урале погром. Казаки нападают на охрану склада и начинают таскать оттуда алкоголь.

Город перепивается очень быстро – склад-то гигантский! И этот случай первый, но далеко не последний. По всей стране осенью 1917 года происходят разгромы этих самых складов. Если весной 1917-го люди празднуют уверенно, организованно, дисциплинированно, с красными флагами и по указанию прессы, за которой всё-таки стоят какие-то организации (партийные, профсоюзные, советские, комитеты общественной безопасности и так далее), то осенью наступает ощущение, что ничего хорошего ждать не приходится, и нужно хоть что-то сделать для себя. Люди повсеместно бросаются растаскивать алкоголь, который становится валютой.

Для всех очевидно – это валюта, и, если хочешь выжить, нужно иметь алкоголь. Начинаются другие, стихийные, праздники, связанные с тем, что пьяные горожане делят имущество. На этом фоне большевики приходят к власти.

- Каким именно образом они приходят? Понятно, что у них здесь существовала ячейка, но ведь были же наверняка и другие, конкурирующие с ними силы?

- К моменту свершения Февральской революции на всем Урале было меньше 200 сторонников большевистской партии. То есть, это никакая не сила. О большевиках в феврале никто не слышит. Строго говоря, о них никто не слышит после 1912 года, когда прошли последние выборы в Госдуму. Царским властям удалось всех экстремистов, террористов, кто не успел эмигрировать, уничтожить или взять под стражу.

На Урале это было трудно, потому что здесь действовали «лесные братья» - бывшие «боевики», то есть члены партийных вооруженных соединений, брошенные левыми партиями на произвол судьбы, но по разным причинам не желающие расходиться и выродившиеся в разбойников, грабивших на большой дороге. Так вот, с 1907 по 1910 год их уничтожили или посадили в тюрьмы и выслали в Сибирь. Что касается местных партийных организаций, то они все оказались переполнены осведомителями царской охранки, политической полиции. Если мы посмотрим материалы жандармских управлений и охранных отделений (то есть политической полиции), то увидим, что партийные ячейки наполовину, иногда на две трети наполнены «стукачами». Возникает вопрос: «Зачем?». Из Москвы, Петербурга всё время требуют: ликвидируйте эти организации.

Но что станет делать политическая полиция, если не будет больше оппозиционных организаций? Поэтому их фактически ведут, не уничтожают, превращая в ручные имитационные структуры, которые оправдывают существование политической полиции на местах. Поэтому в 1917-м году большевистские организации не возникают на голом месте, но наполняются новыми людьми, как правило, пришлыми из других регионов. Это либо беженцы Первой мировой войны, либо ссыльные поселенцы.

- Что представляют собой политические структуры других партий?

- Либеральные партии, прежде всего, кадеты, были более стабильны, а эсеры – гораздо многочисленнее, чем все остальные. Что касается социал-демократических организаций, то на Урале они объединяли большевиков и меньшевиков фактически до 1918 года (в центральных органах это вызывало бурю негодования). В период между революциями 1917 года они развиваются не только в рамках своих партийных структур, но и активно участвуют в органах самоуправления, в комитетах общественной безопасности, в советах депутатов.

Сотрудничают, выступают за Временное правительство. Нет никаких лозунгов «Вся власть советам», всё очень мирно, спокойно. А потом явочным порядком, когда узнали, что у власти в Петрограде оказались большевики, местные большевистские структуры тоже заявили о своих особых правах. А дальше - разные сценарии. Где-то большевики и меньшевики вместе командуют несколько месяцев, где-то побеждают меньшевики или эсеры. Потом разными путями, вплоть до присылки балтийских матросов, меньшевики и эсеры убираются из советов. Процесс затянулся на несколько месяцев. Это не было триумфальным шествием советской власти или большевиков. Побеждал тот, кто на свою сторону мог перетянуть улицу и гарнизоны. Большевикам это удалось, так как первое, о чем они заявили - что прекратят войну и разрешат крестьянам делить землю.

- То есть, большевики победили агитацией, говоря вещи, приятные для публики?

Да, популистские лозунги работают.

- В масштабах страны и на Южном Урале могли ли в результате революции к власти прийти другие силы? Почему верх взяли всё-таки большевики?

- В 1917 году победить мог тот, кто не стеснялся обещать населению всё, что угодно. И тот, кто не боялся прибегнуть к насилию в случае необходимости. Большевики в этом смысле располагали солидным преимуществом, поскольку не пренебрегали ни популизмом, ни силой. Возможность прибегнуть к насилию была и у армии. Генерал Корнилов попытался это сделать во время похода на Петроград в августе 1917-го. Но военные (они этого совершенно не скрывали) предполагали сместить Временное правительство и установить военную диктатуру. А вот в этом мало кто был заинтересован. Для национальных окраин это означало, что их попросят вернуться в состав территории бывшей империи. Для солдат – отмену приказа петроградского совета, упразднившего в марте 1917 года воинские чины и армейское единоначалие (фактически это развалило вооруженные силы).

Восстановление старых порядков в армии подразумевало продолжение войны и отправку на фронт, чего солдаты, разумеется, не хотели. Третья группа незаинтересованных в Корнилове – крестьяне, которых, естественно, заставили бы вернуть земли бывшим владельцам. Было, кому опасаться поворотов назад, так как многое уже поделено, и возвращать взятое никто не хотел. Большевики выступали в русле народных желаний. Их, впрочем, пытались и могли остановить. Например, в июле, когда узнали о том, что Ленин сотрудничает с немецким генштабом. Или в августе, но в то время железная дорога отказалась перевозить войска Корнилова в Петроград. Так что были разные варианты исторического развития, но преимущество продемонстрировали именно большевики.

Думаю, если бы в страну не вернулся Троцкий, тоже все могло пойти по-другому, потому что второго такого организатора у Ленина не было. Известно, что в октябрьские дни именно Троцкий сыграл первую скрипку, а не Ленин. «Голова кругом идёт», - первое, что сказал по-немецки Троцкому Ленин в ночь, когда взяли Зимний дворец. Они оказались у власти, и Ленин не ожидал, что так легко это может произойти.

- В среде полуразложившихся государственных институтов любой, кто делает ставку на радикализм, организаторские способности и насилие, оказывается более эффективным?

- Да, к сожалению, так.

- Хорошо ли, что произошла революция?

- Всё могло произойти по-другому, и вряд ли империя бы сохранилась. Одновременно разваливались и другие империи: и Австро-Венгерская, и Османская. Приход к власти большевиков отложил до 1991 года развал многонациональной Российской империи, каковой по структуре и отчасти по методам управления был и Советский Союз. В остальном на ваш вопрос ответить однозначно невозможно именно потому, что это была одновременно солдатская, рабочая, национальная и политическая революция. Поэтому человек, который, предположим, происходит из крестьянской семьи, и у которого дедушка, допустим, сорок или тридцать лет назад говорил: «Если бы не революция, то я бы так и сидел в деревне», - он, наверное, считает, что революция – это хорошо, так как на семейной истории это отразилось положительно.

Тот, кто выиграл от национальной революции, тоже может сказать, что это хорошо. А вот человек, оказавшийся в эмиграции, вряд ли смотрит на произошедшее сто лет назад позитивно. Тем более, человек, потерявший в России родственников, или - в менее трагических случаях - имущество. У меня есть друзья, которые до сих пор знают, сколько коров их предки потеряли в 1917 году или в 1930-х во время коллективизации. Так что, однозначно ответить нельзя. Одно можно сказать уверенно: после 1917 года везде в мире политики, реформаторы, авторы социальных экспериментов вольно или невольно держат в голове события тех лет. Либо в качестве позитивного урока, на который нужно ориентироваться, либо в качестве страшилки, которую следует избежать.

- Но всё-таки можно ли вывести некий интегральный показатель, который бы характеризовал эти события в плюс или минус. Недавно довелось услышать точку зрения одного из публицистов. По его словам, английская, французская буржуазные революции, американская (отделение Штатов) - это скачок вверх. Пусть через кровь, страдания, ужас, но всё равно к прогрессу. А вот Октябрьская, наоборот, - падение вниз. Вообще, уместно ли так ставить вопрос?

- Мне кажется, не вполне уместно, потому что мы тогда будем выделять революции хорошие и революции плохие. Так же, как это делали политики, выделяя хороший национализм и плохой национализм. На мой взгляд, это неправомерно. Содержанием каждой революции, помимо смены власти, является передел собственности и изгнание или уничтожение части населения страны.

Революций хороших не бывает. То, что происходит позже, имеет собственную динамику. Русскую революцию отличает от всех других то, что в ходе нее произошла полная смена элиты, чего не было ни во Франции, ни в Англии, ни в США. В этих странах часть элиты либо с революционерами сотрудничала, либо сама выступала в качестве революционной силы, но, тем не менее, представляла собой именно старую элиту. Это означает, что после победы той или иной революции образец правильного поведения у людей по-прежнему был связан с верхними, хорошо образованными слоями общества. В России элита уничтожается полностью и, пусть не сразу, но окончательно в 1930-е годы, с репрессиями против «буржуазных специалистов» и прочих «бывших». На политическом уровне смена происходит еще раньше, место элиты заполняют представители большинства населения, то есть, крестьянства.

Образцы элитарного поведения оказались окрестьяненными. И это совсем другая история, нежели в революциях западных стран. В России происходит дезориентация по поводу того, что правильно, а что - нет. Правильным оказалось действовать на государственном уровне так же, как действует кулак в своей деревне. То есть, относиться к стране, как к своей собственности. Неслучайно у Иосифа Виссарионовича Сталина в ближнем круге была кличка «хозяин». Аналогично поступали и другие руководители на разных уровнях власти. Произошел слом элиты и, соответственно, культурных кодов. Полный слом. Преемственность между дореволюционным и послереволюционным периодами в странах, где элиту полностью не уничтожили, была. Соответственно, издержки революции несколько смягчались преемственностью. В России, где элиту ликвидировали, все начиналось с нуля.

- Вы имеете в виду события 1930-х годов?

- Строго говоря, это началось раньше, с приходом к власти большевиков. Правда, известны истории, когда Ленин или Дзержинский индивидуально пытались договориться с людьми из старой элиты. Дзержинский пытался набрать на службу в ЧК бывших представителей политической полиции, Ленин приглашал на службу инженеров для восстановления фабрик, железной дороги и так далее. Но даже в этих случаях люди из бывших элит оказывались совершенно не полноправными. В основном же население видит после 1917 года другое: буржуев, которые подметают улицы и чистят выгребные ямы. И дети это видят. У Льва Кассиля, в одном из эпизодов герои возвращаются в родной город и видят буржуев, которые подметают площадь. И это совершенно другая история, чем в революциях на Западе. В России в 1917-м году сказали: «На этих мы больше не ориентируемся, они плохие».

- Внезапность – черта всех революционных событий, или она обусловлена особенностями той эпохи? И (хотя Вы об этом уже говорили) все-таки: могли ли в итоге победить не большевики или их победа была предопределена исторически?

- Если мы посмотрим советские школьные учебники, или современные учебники по истории и материалы, на которые они опираются (это «Краткий курс истории ВКП(б)», который лично редактировал Иосиф Вассарионович Сталин), то увидим, что Ваш вопрос о том, была ли предопределена победа большевиков в октябре 1917-го года, уходит корнями туда. Поскольку нас учили в школе (отчасти эта идея до сих пор присутствует в политическом дискурсе), что революция 1917 года – целостный большой проект, за которым с самого начала стоят большевики.

И они с самого начала знают, куда идут, ведут за собой большинство населения, которое, в свою очередь, знает, что его ведут большевики и согласно на это - всё расписано как железная поступь революции. На самом деле, если мы рассмотрим ситуацию поближе к источникам, то увидим, что всё было с точностью наоборот. Мы эту революцию до сих пор не знаем, потому что хотим мы того или нет, продолжаем задаваться вопросами и питаться ответами из советского времени. Ну, человеку же удобно представлять себе, что в истории всё закономерно, что мы живём, ведомые кем-то, что есть какой-то смысл, что наша жизнь происходит не зря. Вот тогда, в 1917 году, с самого начала было совершенно неясно, кто будет у власти. Даже сами большевики не знали, что может произойти.

Известно, что Ленин, в момент, когда происходит февральская революция, находится в Швейцарии. В эмиграции, уже давней, всего за пять недель до этих событий он выступает в Цюрихе перед молодыми рабочими, социалистически настроенными. И говорит им, что его «поколение стариков» не доживёт до революции. То есть, всего пять недель прошло, и все изменилось!

- Есть некий парадокс: челябинцы встретили революцию с эйфорией как нечто давно ожидаемое, а Ленин, получается, ничего такого не ждал?

- События 1917 года никто не мог предсказать. Об этом очень много говорили: и в либеральных салонах, и в подполье. Говорили о том, что революция неизбежна. Понятно, что за этим стояло. Либералы, которые пытаются договориться с правительством, они же должны какие-то аргументы предъявлять. Что будет, если с ними не договорятся? Будет революция. Об этом говорят с большой уверенностью, но, на самом деле, ее никто не готовит.

И она грянула совершенно неожиданно. То же самое произошло в середине 1980-х годов. И социологи, и политологи руками развели, когда началось то, что теперь называется «перестройкой», вплоть до развала Советского Союза. Кто мог хотя бы за полгода до конца Советского Союза предположить, что он так скоро и так легко прекратит своё существование? Не было таких предположений. Так что революции не планируются. Планируются заговоры: дворцовые, государственные, а революции - нет. В России 1917-го же ситуация была пиковая. Это вот к вопросу о том, что было бы, если бы не пришли большевики. Сейчас мы знаем, что Ленин работал с немецким генштабом. Ходит масса разных версий, более или менее правдоподобных, о том, что вокруг России, в связи с войной, в связи с революцией, зрели всякие заговоры: французов и англичан с одной стороны, немцев - с другой. Всё это, наверное, повлияло на события 1917 года. Но Ленина можно было купить, но как можно было купить многомиллионное крестьянство? Или национальные меньшинства? Другими словами, революция представляла собой не только политическое, но и очень важное социальное событие.

Это была революция не только большевиков и политиков вообще. Это была революция крестьянства, революция национальная, это была революция солдат, которые проголосовали против войны ногами, массово уходя в дезертиры, и тоже повлияли на ход событий. Это была революция рабочих, которые стали просто захватывать предприятия и выгонять владельцев и администраторов по одной причине: они не думали о социалистическом будущем, они знали, что дела плохи, конъюнктура очень плоха, и не сегодня-завтра завод закроется. Чтобы завод не закрыли, нужно выгнать тех, кто им владеет, тех, кто им командует, взять в свои руки. Большевикам, когда они пришли к власти, ничего другого не оставалось, кроме как смириться с тем, что уже вовсю шло.

Поэтому первые декреты – о земле, шаг в пользу крестьян, о мире - в пользу солдат, декрет о праве народов на самоопределение и выход из состава бывшей Российской империи – в пользу национальных окраин. Вот эти первые решения не случайны, но это не воля большевиков, а результат того, что происходит на улице, то, с чем нужно мириться, или тебя завтра же скинут.

- Все начиналось с эйфории, а закончилось серьезными бедами…

- Челябинск от революции очень пострадал, если мы посмотрим в долгой перспективе, включая гражданскую войну. В городе проходит самое крупное в истории революции и гражданской войны сражение, гигантское, где, в общем, решается судьба Колчаковской армии. Что значит в городе идёт бой? Массовые разрушения. Горожане в августе - сентябре 1919 года пишут о том, что жить негде, всё разрушено или в ветхом состоянии.

Жильё пришло в негодность, крыши разбиты или провалились, печи не чищены уже несколько лет, поскольку городские службы не работали, как положено. С точки зрения большой истории это, конечно, мелочи. Но из этих мелочей складывается жизнь обычных, «нормальных» людей. Для них, если воспользоваться формулой историка, началась другая жизнь – «обычная жизнь в необычное время».