Маргарита Павлова: «Самое главное оружие - искренность»

О том, как влияет на омбудсмена государственная власть, о философии защиты права и усилении аппарата института - в интервью «Челябинскому рабочему».

- Маргарита Николаевна, будучи детским омбудсменом, вы, наряду с Борисом Дубровским и Владимиром Мякушем составляли тройку лидеров списка «Единой России» на выборах в Законодательное собрание. Означает ли это, что права ребенка и права человека в глазах региональной власти обретают более высокий статус?

- Уполномоченный - фигура, не скованная ведомственными узами, интересами распределения бюджета.

Омбудсмен, как сказано в его клятве, руководствуется лишь законодательством, принципом справедливости и голосом совести. Когда ты не связан ничем другим, можешь подняться над ситуацией, оценить ее, увидеть проблемные точки и, правильно расставив акценты, открыто сказать о них власти.

Губернатор в напутственном слове дал понять, что уполномоченный по правам человека - живая совесть. Для меня это знак того, что я не имею права на ошибку. Нести такую ответственность, конечно, морально очень тяжело.

- Вы не связаны узами ведомств, но решение о вашем назначении принимают государственные люди.

- Это единственный раз, когда государство влияет на институт омбудсмена.

- И этот эпизод влияния для вас не повод в споре государства и человека выбирать исключительно сторону государства?

- Безусловно. Понимаете, для меня «права человека» - не пустой звук. Я не новичок в этой сфере, пять лет мы проработали бок о бок с Алексеем Севастьяновым.

Познакомилась со многими уполномоченными по правам человека, правозащитниками нашей страны. И я понимаю философию этой деятельности, смысловой посыл, который несет сам институт.

- А в чем философия?

- Часто слышу о том, что уполномоченный должен быть с юридическим образованием. Да не должен он обязательно быть профессиональным правоведом! Если понадобится, получит и юридические знания, в этом как раз сложности нет.

Но иногда взгляд юриста, наоборот, мешает в работе. Такой человек встает на букву закона и успокаивается. Но помимо закона есть еще и чувство человеческого достоинства, и понимание справедливости. А если закон несправедлив по сути и не помогает человеку? Тогда нужно менять закон. Уполномоченный может увидеть такие вещи.

Но для этого важно обладать свободой мышления, широтой взгляда. Омбудсменами становятся разные люди - педагоги, чиновники, врачи, юристы. И я вижу, как они меняются, перейдя со своей работы на этот пост, как меняется их мировоззрение, как происходит переоценка ценностей.

- Вы для себя что переоценили? Какое открытие для вас было наиболее значимым?

- Я поняла, что самое главное мое оружие - искренность. Когда ты делаешь что-то искренне и действительно хочешь помочь людям, не надо ничего бояться. Тогда будет результат.

- У троих уполномоченных - по правам человека, ребенка и предпринимателей - будет единый аппарат. Его сотрудники обретут статус госслужащих, усилится юридическая составляющая в работе (основанная на букве закона и регламенте). Не обернется ли все это тем, что ваше ведомство душевно почерствеет? Не потеряется ли сам человек из поля зрения?

- Как минимум постараюсь этого не допустить. К тому же, в аппарат уполномоченного по правам человека в принципе не могут прийти равнодушные люди. А если, все-таки случайно придут, то не смогут здесь работать. Определенная эмоциональность должна присутствовать. Потому что любой, кто обращается к нам, рассчитывает прежде всего на человеческое участие.

- Часто ли в вашей практике встречались законы, которые противоречили принципам справедливости и защиты интересов людей?

- Законы в нашей стране вполне справедливые и социальные гарантии достаточно сильны.

Я изучала правовую систему других стран и поняла, что уровень социальной защищенности в России гораздо выше. Многие, уезжая за рубеж, возвращаются именно поэтому. Люди понимают, что здесь они, например, родят нормально: в роддоме их обслужат и не запросят баснословные деньги. И ребенок в детский сад пойдет с гарантией, что за ним будут хорошо смотреть и накормят горячим.

Во многих странах нет детских садов, а присмотр за детьми - обязанность родителей. Кроме того, мы, насколько знаю, единственная страна, где дают жилье достигшим совершеннолетия сиротам.

- Тогда в чем беда, если все так прилично?

- В том, что возможности бюджета не всегда позволяют вовремя обеспечить гарантированное законом.

К примеру, жилье дети-сироты ждут в среднем два-три года после достижения совершеннолетия. Естественно, обращаются к нам, мы помогаем им отстоять свое право. Но при этом нарушается очередь, а там остаются люди, которые не пошли решать свою проблему через суд, ожидая, когда их право реализуется естественным образом. Тоже, согласитесь, нюанс!

Тем не менее, когда проблему выносим на широкое обсуждение, исполнительная власть начинает направлять на эти цели больше денег. Вспомните, лет пять назад жилье детям-сиротам доставалось в ужасном состоянии. Какие-то халупы, полуразваленные квартиры.

Сейчас, благодаря, в том числе, правозащитникам, тема звучит на очень высоком уровне, и власть задумывается над тем, какой старт во взрослую жизнь дает детям.

- У вас есть своя стратегия работы в новой должности?

- Правильнее будет говорить о приоритетах. Безусловно, это правовое просвещение. Хотя при всем желании мы не сможем всех сразу просветить. Это процесс, и нужно обеспечить его системность и непрерывность.

Как с воспитанием ребенка: появившись на свет, он должен пройти все ступени образования, чтобы получить некие представления о жизни. Здесь - то же самое. Половина обращений к нам связана с тем, что людям нужна бесплатная юридическая консультация.

Они зачастую не обладают даже самыми простыми знаниями: куда обратиться, как, чье ведомство способно решить вопрос. Приходя со своей проблемой, думают: чиновник сразу должен включиться в ее решение, не понимая, что он, возможно, не обладает для этого полномочиями.

Поэтому правовое просвещение никогда не утратит своей актуальности. Есть идея создать юридическое бюро. Команда его специалистов выезжала бы в муниципальные районы и консультировала людей по любым вопросам. Мы же понимаем, что в обыденной жизни поход к юристу, консультация, составление искового заявления стоят денег.

Опыт других регионов показывает: созданные на некоммерческой основе юридические бюро способны оказывать людям системную правовую поддержку. Кстати, на такие консультации приходят не только простые граждане, но даже сами чиновники, работающие в муниципалитете. Они столкнулись с определенной жизненной ситуацией, и им просто не хватает знаний о том, что с ней делать.

И если появится команда, способная подсказать алгоритм действий, будет просто здорово. У меня есть такая задумка, и я собираюсь обсуждать ее с губернатором в том числе.

Пятилетие становления нашего института прошло. Мы увидели, что это новое для нашего региона явление востребовано, значимо для людей. Может быть, это не так очевидно в мегаполисе. Но мы видим, насколько в нем нуждаются в глубинке. Когда в муниципалитет приезжает уполномоченный по правам человека или по правам ребенка, приходят сотни людей.

Хотят пообщаться лично, услышать нашу позицию. Для них это действительно событие. Практика выездных приемов существует, но сейчас мы должны повысить их качество.

- В такой работе вам потребуются союзники, например, в лице общественных организаций. Они у вас есть? Тем более, существование правозащитного поля в России - само по себе проблема, и государство (такое ощущение) воспринимает защитников прав в качестве лоббистов интересов зарубежных стран. Это препятствие в работе?

- Стереотипы, о которых вы говорите, возможно, связаны с тем, что правозащитная деятельность появилась не так давно. Явление для нашей страны новое, возникло на постсоветском пространстве. Так как не было своего опыта, наших правозащитников учили иностранные коллеги, и финансирование шло в основном из-за рубежа.

Сейчас ситуация поменялась, выросло поколение специалистов новой идеологии, восприимчивых к новым условиям. В России появилось очень много отечественных грантов, и совсем не обязательно обращаться к иностранному капиталу для того, чтобы работать и помогать людям.

Кстати, в региональном министерстве социальных отношений объявлен конкурс на грант среди социально-ориентированных некоммерческих организаций. Прошел конкурс на получение президентского гранта. Много отечественных фондов поддерживают самые разные тематические направления.

Соответственно, если говорить о правозащитном движении как таковом, то государство не относится к нему как к сообществу иностранных агентов. Хотя, возможно, мне повезло: я работала с детскими организациями, а они в основном вне политики, их цели просты и прозрачны.

- Но правовая защита взрослых в обывательском сознании так или иначе увязывается с политикой. В том числе с качеством государственного устройства, его принципами.

- И это нормально. Как в человеческом организме все взаимосвязано, так и в отношениях между обществом и государством. Мы не можем просто взять и отделить себя от того, что априори влияет на нашу жизнь, при этом подчеркивая свою независимость. Это неправильно и противоречит самой природе человеческого бытия.

Следовательно, и правозащитники не могут быть абсолютно независимы от политических процессов, происходящих в государстве. Такое невозможно и неестественно.

- Но вы готовы сотрудничать с любым правозащитником вне зависимости от его политических взглядов, если он предлагает конкретный и необходимый региону проект?

- Безусловно! Одна из задач и, если хотите, миссия уполномоченного - содействие становлению гражданского общества. Уполномоченный - тот человек, который видит общественников, их чаяния. Именно они - активные представители общества, первыми, находясь на острие ситуации, на нее реагируют. Моя задача - им помочь.