Как связаны Коркинский разрез и Томинский ГОК?

В связи с загадочным задымлением Челябинска все чаще обсуждается «вклад» в нашу атмосферу Коркинского разреза. Что там происходит? Почему самовозгорается уголь? Как с этим бороться?

Мы обсудили эти вопросы с кандидатом технических наук, действительным членом Международной академии наук экологии, безопасности человека и природы Эдуардом Мильманом.

В 1958 году Эдуард Натанович по распределению после института попал на шахту № 29 «Капитальная» (нынешняя «Коркинская»). Начинал десятником внутришахтного транспорта, вскоре стал горным мастером очистного забоя, потом заместителем и начальником добычного участка. С 1962 по 1971 год был главным технологом шахты. В 1972 году его пригласили на работу в Научно-исследовательский институт открытых горных разработок (НИИОГР). Здесь занимался, в том числе, проблемой профилактики и предотвращения эндогенных пожаров при разработке угольных пластов.

- До переезда в Челябинске я с семьей жил в поселке Роза, на краю разреза, - говорит Эдуард Натанович. - От него до нашего дома было 800 метров. Запах угля и горелой породы для меня родной. Однако я не слышал, чтобы этот дым приходил в Челябинск. Если это действительно так, то суфлярное выделение газа от горелого угля и породы в Коркинском разрезе стало неконтролируемым. Есть мнение, что инверсия из глубины разреза подняла столб этого газа и он достиг Челябинска.

- В такой концентрации, что у людей на проспекте Ленина першило в горле?

- Вот это вопрос. Все-таки от разреза до центра Челябинска 40 километров. Поэтому у меня два варианта. Или это совсем неизученный процесс, тогда это катастрофа для Челябинской области. Или нам говорят не всю правду и выброс осуществил кто-то другой.

- Что происходит на Коркинском разрезе, откуда дым?

- Горит уголь в местах его выхода. Особенность челябинского бурого угля состоит в том, что через 21 день от соприкосновения с атмосферным воздухом он начинает окисляться и самовозгораться. 21 день - это своего рода инкубационный период. Чтобы не допустить возгорания, нужно все время обновлять угольный забой.

- Почему вы называете нынешнее положение катастрофой?

- Потому что поверхность разреза огромна. По данным 1992 года, длина карьера составляет 2800 м, ширина - 2700 м, глубина - 570 м. Всю эту площадь нужно постоянно контролировать. Выходы угольных пластов горят постоянно. Их надо все время тушить и не давать возникнуть новым очагам.

Раньше с загазованностью как боролись - ставили, например, реактивные двигатели на платформы и гнали воздух, чтобы он поднимался на поверхность. Еще летал самолет, разбрасывал специальные реагенты, чтобы газ поднимался вверх. Помню, даже был проект: поднять дирижабль, от которого в разрез спускалась труба из прорезиненной ткани диаметром два-три метра, чтобы дым естественной тягой вытаскивало вверх.

Я полагаю, что в настоящее время у Челябинской угольной компании нет ни сил, ни средств, ни специалистов, чтобы нейтрализовать отрицательные последствия добычи угля за 80 лет работы предприятия. Это становится государственной проблемой.

- Кажется, есть планы по рекультивации разреза…

- Мы имеем огромных размеров промышленный объект. И сегодня не знаем, как его закрыть. Засыпать? Но на это уйдут десятилетия! И в это же время думаем, как начать строительство Томинского ГОКа. Да, там не будет горящего угля. Но будут другие проблемы, знакомые по Коркинскому разрезу. Например, взрывы. Я хорошо помню, как у нас в домах во время взрывных работ буквально качались люстры. Это происходило два-три раза в неделю.

- Но ведь Томинский карьер будет иметь санитарную зону, как минимум, 500 метров.

- А поселок Роза тоже строился не на борту карьера. Просто Коркинский разрез стал расширяться. Аппетит приходит во время еды.

Но самый опасный эффект подобных гигантских ям - это оползни. Характерна история шахты 29-бис на восточном борту разреза. Через какое-то время он стал ее «подъедать». Наибольшая деформация восточного борта на данном участке наблюдалась в середине 60-х годов во время ведения горных работ на отметке 170-200 метров. По данным инструментального наблюдения, скорость смещения массива достигла 3-4 миллиметров в сутки.

Уступ уходит по линии напластования какой-то слабой породы. Объем оползневой массы составлял 4 млн кубометров. Участок, наверное, с гектар, а то и больше, весь ушел вниз. Он опустился на глубину 3-4 метра. Я все это видел своими глазами. Образовалась щель шириной в полметра и метров 10 глубиной. Шахтные строения просто сползли вниз.

Вообще, оползни - страшное дело. Они утаскивают и рельсы, и локомотивы, и вагонетки. Если бы стоял дом - и он бы ушел. Процесс непредсказуемый, он медленно идет, но в какой-то момент резко срывается. С природой шутить нельзя. Сегодня мы не знаем, что происходит с бортами Коркинского разреза.

Тут нужны полноценные исследования физики тектонических движений и деформации земной поверхности, эндогенных и экзогенных процессов во вмещающих породах.

- Цель?

- Чтобы знать и предвидеть то, что будет происходить с бортами разреза через 20, 50 и более лет.

- Но ведь издержки промышленного освоения территории всегда были и будут. Может, есть смысл увязать их с потенциальной выгодой?

- Нам говорят: «Мы вам построим карьер, дадим рабочие места, пойдут деньги в бюджет». Ерунда это! Вот если бы начальники и хозяева этих предприятий жили бы на борту такого карьера, тогда можно было бы строить…

У нас нет стратегического видения, вот в чем проблема. Урал не сможет оставаться опорным краем с таким к нему отношением. Просто подгниет…