Челябинская художница примерила роль промышленного шпиона

Труд живописца зависит от таланта самого живописца. Труд художника, создающего свои произведения в фарфоре, зависит еще и от уровня производственной культуры предприятия, изготавливающего фарфоровые изделия. В поисках этого, столь редкого для России параметра челябинская художница Елена Щетинкина отправилась во Францию. С надеждой побывать на королевской мануфактуре в Севре и, если повезет, воплотить в жизнь свои многочисленные творческие замыслы.

- В Париж я поехала за высокими технологиями, - говорит Елена.

- Технологии, появившиеся в XVIII веке, можно назвать высокими?

- Высокие технологии - это прежде всего уровень и следование традициям. Королевская мануфактура в Севре - воплощение того и другого. Когда-то она находилась в предместье Парижа, теперь это уже черта города, рядом знаменитый завод Рено. Ее курировал лично Людовик ХV, производственными проблемами живо интересовалась его фаворитка мадам де Помпадур. Художественный уровень изделий был настолько высок, а вещи стоили так дорого, что их мало кто мог купить, и мануфактура почти все время находилась на грани банкротства. Но члены королевской семьи, порой в пику друг другу, ее спасали. История Севрской мануфактуры - часть истории Франции.

- Поездка в Париж была стажировкой от Союза художников России. Стажировка - это учеба?

- Да, но за свой счет. Ты платишь за билеты, ателье, проживание. И еще у тебя предварительно отсматривают работы и решают, достойный ты кандидат или нет.

- В чем тогда помощь?

- Просто предлагают поехать, а дальше корячишься сам. В этот раз я приехала в Москву без денег, но выручили заказы: мне заказали портреты мужчины, женщины и кота. Обычно я не рисую за деньги, потому что не могу поручиться, что у меня получится именно то, что хотели бы видеть заказчики. Но тут все прошло удачно.

Я сошла в Париже с трапа самолета и сразу оказалась в удивительной монохромной среде серо-золотистого цвета. Прошла по любимым местам, постояла у Нотр-Дам. Все было прежним и все-таки другим, новым. Если в первый мой приезд Париж открылся мне химерическим, средневековым, то сейчас везде виделись объемы, формы - все было пронизано ожиданием встречи с Севром.

Конечно, я надеялась на чудо, это вообще у нас, русских в крови, думала, что приеду на завод, покажу свой альбом и передо мной откроются все двери. Все оказалось не так просто. Королевская севрская мануфактура - государственное предприятие, и даже директор не может решить вопрос допуска на производство художника-иностранца. Я попыталась обратиться за помощью в наш родной русский центр при посольстве, мне нужно было только гарантийное письмо, подтверждающее, что я - профессиональный художник, а не человек с улицы. Но мне сказали, что не помогают делать карьеру художникам. Выручила соотечественница, бывшая санкт-петербурженка, работающая на Севрском заводе. Она на свой страх и риск провела меня по предприятию, все показала и рассказала. Наблюдая процесс отливки, соединения деталей, этапы изготовления фирменной севрской розы, я ощущала себя промышленным шпионом, заброшенным в сердце чужой культуры.

- Что поразило?

- Уровень ремесла, которое возведено в ранг искусства. На Севрском заводе нет художников. Только специалисты среднего звена, ремесленники высочайшего уровня: модельщики, литейщики, технологи. Это потомственные профессионалы, у них свои секреты, приемы, их модельщики даже клюшку по-другому держат. На заводе есть специалист, в обязанности которого входит каллиграфическим почерком выводить технические надписи на изделиях для внутреннего пользования: к примеру, сервиз номер такой-то, год такой-то. И это тоже делается на уровне произведения искусства Сейчас, когда я держу в руках простую чашку из севрского фарфора (память о последней поездке), профессионал во мне рыдает, потому что она выполнена на уровне для нас, россиян, пока недостижимом.

В конечном итоге я добилась своей цели - увидела знаменитое фарфоровое производство. Но что касается творческого сотрудничества, то здесь меня ожидало разочарование.

Выяснилось, что севрские специалисты рассматривают проекты художников только от чертежа и сами выполняют эти работы, не подпуская художников с их формами. Конечно, выполняют на потрясающем уровне, но мне не нравится идея, что мои работы будет воплощать кто-то другой. Я хочу все от начала до конца делать сама, но из более качественного сырья и на качественно более высоком технологическом уровне. Именно это и привело меня в Севр.

- Многие ездят на Запад за идеями. А вы - за технологиями…

- В плане креативности русские художники дадут фору западным. Там малюсенькую идею раздувают, пестуют, обставляют разными приемами. У нас идей выше крыши. Но зачастую мы не можем их реализовать по техническим причинам: не то качество сырья, квалификация модельщиков и отливщиков.

- Что сейчас производят на Севрском заводе?

- Я думаю, его золотые времена в прошлом. Современные изделия Севрского завода во многом носят характер технологических экспериментов: к классической фарфоровой тарелке или кувшину XIX века прилеплен букетик, изделие из чудесной фарфоровой массы имитирует дешевый пластик и т.д. Подобные эксперименты не показывает возможности фарфора, его прозрачность, светоносность. Фарфор - древний материал, и не надо мудрствовать, прятать его достоинства, изображая из него что-то другое.

- Сохранился ли интерес к искусству со стороны рядовых парижан?

- На улицах рисуют русские и китайцы, больше никто. Но работы покупают и в целом интерес к искусству довольно высок. При виде моих работ французы обычно говорили «классик» с ударением на последнем слоге, и иногда это звучало как упрек в несовременности. Не могу с этим согласиться. Я всегда искала свой путь в искусстве, боролась с памятью руки, с тем, чему нас учили в вузах, к импровизации пришла через ломку. Но импровизация должна основываться на базовых приемах и ценностях. Мне не нравится, когда портят чудесную фарфоровую массу, изображая из нее пластик, или в галерее Салаховой показывают, извините, как рожает мужик. Современный художник - не тот, кто занимается эпатажем или подражает «Черному квадрату» Малевича, а тот, кто делает то, что не делают остальные.

- Во время парижской поездки вас интересовала только «фарфоровая тема»?

- Не только. Я жила в центре Парижа, в международном городке художников, музыкантов, скульпторов, и много рисовала. Бродила по Парижу, его улицам, площадям, соборам, музеям, сидела в кафе и заносила свои впечатления на бумагу. Рисовала радугу над Парижем, молодых людей, которые все как один казались мне похожими на солдат Наполеоновской армии, стариков в кафе, мосты, арки и, конечно, образы Севра… У меня было 30-метровое ателье, которое я называла аптекой за белые стены, пол и потолок, и однажды я устроила там выставку. В принципе это было совершенно необязательно, но поскольку российские художники-мужчины в Париже обычно занимаются чем угодно, только не выставочной деятельностью, мне стало за державу обидно и я решила на три часа открыть свою студию для всех желающих (арендовать специальное помещение слишком накладно). По белым стенам пустила вырезанных из бумаги тигров, между ними повесила рисунки, колонны украсила бумажными скульптурами, устроила на столе инсталляцию из вина и закусок, а на щеке нарисовала горьгульку с Нотр-Дам. Художники были в восторге. Сейчас я смотрю на эту парижскую серию и вижу, что многие из рисунков лягут в основу других, более основательных работ, возможно, в другой манере и материале, в том числе фарфоре. Все начинается с рисунка, графики, объемные вещи, изготовление которых требует больше времени и усилий, обычно появляются позже.

- Когда южноуральцы увидят ваши новые парижские работы?

- Впечатления должны отстояться. Но выставки, конечно, будут. И «Уральский меридиан», над которым я работаю 10 лет, и конечно, парижские впечатления. Сейчас я озабочена поиском российского завода, на котором можно реализовать задумки, накопившиеся у меня за последние годы. Конечно, с учетом знаний и впечатлений, полученных в Севре.