Максим Кальсин на днях был официально представлен труппе Магнитогорской драмы в качестве главного режиссера театра

Этому событию предшествовала премьера поставленной им на магнитогорской сцене шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта».

Отдавая должное изобретательной и мастеровитой режиссуре Кальсина, надо признать, что магнитогорские «Ромео и Джульетта» - прежде всего спектакль художника, именно изобразительное решение, «картинка», нарисованная сценографом Алексеем Вотяковым, определяет и движение режиссерской фантазии, и способ актерского существования.

«Картинка» эта объемна и разностильна: отсылает к классической итальянской живописи, но и к графике современных компьютерных игр, объединяет Запад и Восток, венецианский карнавал и рэп-тусовку, тяжеловесную роскошь старинных платьев и расхристанную наготу новейшего времени. Древние камни обветшавшего дворца в основном служат фоном, все главные события разворачиваются на площади, расчерченной на шахматные квадраты.

Над этой площадью почти непрерывно идет дождь, вода заливает Верону, что твою Венецию (так и ждешь появления гондолы), леди Капулетти щеголяет по дому в болотных сапогах, под струями дождя проходят балы и кровавые разборки (и вода будет заливать трупы Меркуцио и Тибальта), а солнечные лучи будут сверкать особенно празднично сквозь водяную пыль. Лучи редки, в этой Вероне - сезон дождей, время вражды, ненависти, ожидания новых несчастий. Какая уж тут любовь? Такая, как у этих Ромео и Джульетты.

Джульетта Аллы Вотяковой - «девочка, живущая в Сети» (Земфира), очень современный психологический тип подростка, по-настоящему обитающего только в ненастоящем, виртуальном мире, а в мире реальном (родительском), где есть планы, расчеты, разговоры о выгодном браке с Парисом, присутствующая совершенно формально, механически, как заводная кукла. Велят - буду. До встречи с Ромео она появляется на балу в фантастическом карнавальном платье: и свадебный наряд, и орудие пытки, и почти саван. Знак трагического будущего, который все видят и никто не замечает.

Но до трагедии будет счастье. Лучшая сцена спектакля - первая встреча Ромео и Джульетты на балу в доме Капулетти. Дети, не знавшие любви, тянутся друг к другу, не очень понимая природу этой притягательной силы: почему он, почему она?

Не будет произнесено ни слова, будут взгляды, случайные, бьющие эмоциональным током прикосновения, музыка, что она даст послушать ему из своего наушника, какие-то псевдосамурайские мечи (игрушки современных подростков), которые они будут показывать друг другу как нечто самое дорогое. На заднем плане будет бал, ярмарка тщеславия, почти вакханалия, а здесь - безмолвное зарождение самого вечного и самого подлинного чувства.

Надо признать, что все самые выразительные сцены спектакля происходят помимо слов, недаром, насколько мне известно, изначально он планировался как чисто пластическое действо (для чего из Санкт-Петербурга была приглашена балетмейстер Мария Большакова). Из слов планировался только вполне современный рэп (композитор Евгений Корсунов, автор текстов выступает под псевдонимом PUMSKY).

Но в процессе работы все же не смогли обойтись без изрядно сокращенного шекспировского текста. И здесь начинаются проблемы. Ромео Андрея Емельянова замечательно пластичен, по старым камням веронского дворца в сцене на балконе он лазает просто, как Маугли (чтобы не сказать, как обезьяна). Все, что связано с движением, танцем, порывами плоти - замечательно.

Но вот когда юный актер открывает рот... «Он же букву «эс» не выговаривает», - удивленно говорит моя соседка. Если бы только ее… У этой проблемы две стороны. Есть техника речи: дикция, умение подавать звук так, чтобы он был слышен огромному залу (в случае с текстами Шекспира это особенно важно и сложно), умение не дать захлестнуть себя эмоциям, превращающим поток речи в словесную кашу… Этой техникой молодым актерам (кроме Андрея Емельянова в роли Ромео надо назвать Евгения Браженкова-Тибальта и Бари Салимова-Меркуцио) всерьез еще только предстоит овладевать, тем более что кто-то из них совсем недавно окончил актерский курс Магнитогорской консерватории, а кто-то еще на пути к диплому.

У актеров постарше и поопытнее это получается лучше, но, прямо скажем, на их долю и текста-то осталось всего ничего: одна сцена уязвленного гнева у отца Джульетты (Николай Савельев), по нескольку реплик у ее матери (Елена Савельева) и кормилицы (Лира Лямкина), растерянно (или угрожающе?) сдержанный Парис Андрея Майорова, бессильный доброхот Лоренцо Владимира Богданова.

Другая сторона проблемы с шекспировским текстом - приоритеты авторов спектакля. Видно же, что их действительно интересует: «картинка», танец, стена дождя… Еще выход за границы текста, своеобразное режиссерское своеволие: Максим Кальсин выстраивает обратную перспективу, начиная спектакль с визита родни в трауре на могилу Ромео и Джульетты (у Шекспира ничего подобного нет, конечно).

А сцену скромного тайного венчания в финале первого действия превращает в фантазию в духе пышной и абсолютно современной свадьбы (простодушная публика в магнитогорском зале была уверена, что это и есть финал: поженились же, чего еще?).

У занятого этими визуальными постмодернистскими играми режиссера (играми, напоминающими пятнадцатилетней давности кинофильм «Ромео + Джульетта» База Лурманна с юным Леонардо Ди Каприо в роли Ромео) просто руки не доходят до осмысленной работы с текстом, а последний мстит невнятицей. Все же имело смысл быть последовательным в реализации замысла чисто пластического спектакля, половинчатые варианты редко приводят к абсолютному успеху. Хотя монолог Джульетты, готовящейся к мнимой смерти-летаргии («Одна должна сыграть я эту роль»), и в этом спектакле у Аллы Вотяковой прозвучал глубоко и внятно (вообще многообещающая работа незаурядной молодой актрисы).

Кроме дворца, дождя, площади и феерии костюмов и масок художник Алексей Вотяков придумал для этого спектакля эффектную раздвижную конструкцию: стол, помост, мост. Ее трансформациями закольцовано действие трагедии. «Где стол был яств, там гроб стоит»: место пиршества в доме Капулетти обернется голыми досками склепа, разрывающими в своем движении последнее объятие самой знаменитой любовной пары в истории человечества.

…А ведь в зрительном зале плакали! Не подростки, конечно, они стесняются сантиментов, плакали вполне взрослые дамы, но взволнованы были абсолютно все. Надо заметить, что все самые успешные премьеры Магнитогорской драмы последних лет («золотомасочная» «Гроза», «Бег», «Темные аллеи») идут на так называемой средней сцене театра, в достаточно камерном пространстве.

Максим Кальсин и Алексей Вотяков в «Ромео и Джульетте» вернули театр на большую сцену и в большой зал, и зал этот полон благодарными зрителями. Большое дело по нынешним временам. Как и то, что в шекспировском спектакле на сцену внятно вышло новое актерское поколение Магнитогорской драмы. Хочется надеяться, что у этого поколения и молодого главного режиссера Максима Кальсина впереди еще немало успешных премьер.