Под Синявино мы блокаду снимали:

-- Садись и слушай. Расскажу про себя. Где воевал, - сказал мне Василий Васильевич Щербинин. Это было несколько лет назад. Уже тогда ему было под восемьдесят. Не знаю, жив ли. А голос его остался.

-- Меня призвали в 1941 году. И всех нас загнали в Бердск под Новосибирском. В лес, в землянки. Саперный учебный батальон. Все из деревни, всему надо учить. Но там мы пробыли всего дней двадцать, и по приказу Сталина расформировали. И оказался я там же в учебном батальоне 107-мм минометов. Проучились мало - учить некогда, и нас направили защищать Москву и Ленинград.

Станция Жихарево. Это Ладога, Нева, передний край. Немец рядом. Нас выгрузили ночью, утром дали сухой паек. А там - вокзал или церковь, одни стены остались. Нас загнали туда - 350 минометчиков. И в шесть часов вечера команда: выходи строиться. По номерам. Построились. Лейтенант был - в полушубке, такой замызганный, чумазый, говорит: вот сейчас время шесть часов. Маршрут наш 75 км по льду. И в шесть часов утра мы должны быть на том берегу. Если не перейдем, немец нас потопит.

(Всхлипывает. Плачет. Жду).

-- Ну, и пошли. Идем-идем-идем, и километров двадцать, наверное, не дошли до берега. И:

(Плачет).

-- Вшестером мы отбились, отстали, идти не можем. А машины одна за другой - продукты в Ленинград возили. Поднимешь руку - не останавливаются. Шоферу самому надо быстрей перебраться через озеро. Потом одна машина остановилась. Пожилой шофер: . Он: . А это был бензовоз. Он говорит: . Зима была суровая. Мы вцепились в железо и поехали. Километра полтора не доехали до берега. Машина остановилась, а мы будто примерзли к ней, слезть с нее не можем - попадали на лед. Шофер сразу газанул и уехал.

Еле-еле добрались до берега. Там палатки. Девушка подходит:

(Плачет).

-- В палатке печка - бочка 200-литровая. Дымит, дышать нечем. Вышли, а в лесу указатели - куда идти. Подходим, стоят двухосные вагоны с сиденьями, как в электричке. И с одного конца вагона буржуйка, и с другого - буржуйка. Старший, который принял нас в Вихарево, говорит: Ни один солдат не шелохнулся. Не было сил.

Еще в Бердске нас подготовили - мол, в Ленинграде очень тяжело, люди голодают, умирают. Пошли мы с Финляндского вокзала, по-моему, к Дворцовому мосту, по мосту прошли, идем:

(Плачет).

-- Я видел, как люди умирали. Можешь представить? Идет человек, зашатался и падает. Мы подбегаем, чтобы поднять, а командир говорит: .

(Плачет).

-- Он умер на ходу. Страшно как... Конечно, я тогда был не такой, как сейчас, нервы были покрепче.

Какая-то Мурзинка, полукруглая красная школа. Пересылка. Сортировали, кого куда. А в первую очередь - на . Знаешь, что это такое? Не баня, а санпропускник. Там не мыли, а прожаривали, чтобы вшей уничтожить. Все это ночью.

Потом - обедать. Дали суп, более-менее, хлеб белый хороший. Стали шептаться: люди с голоду умирают, а тут - белый хлеб. День, два так, а потом все меньше, меньше и - на общий рацион. Дуранда - так мы звали тот хлеб. 300 граммов дуранды и баланды котелок. На сутки. Не на раз, а на сутки. А баланда - это знаешь, что такое? Это, я помню, мама давала теленку, когда он подрастал. Пойло. А дуранда - там 20 процентов муки и жмых. 300 граммов - это что, кусочек.

20 апреля, в день своего рождения, я уже с оружием на переднем плане. Минометная рота, 25 минометов, а 24 человека личного состава. И вот - командиру роты два миномета обслуживать, то из одного, то из другого стрелять, а остальным - по миномету. Землянки были вырыты - на карачках залезали. В полный рост нельзя было встать. Туда заходили, чтобы зимой от ветра спрятаться. Печку топили только к ночи. Днем нельзя. Целый день на морозе, а к ночи туда забирались.

Мы там пробыли какое-то время, а потом - оборону закладывать. Четыре эшелона обороны. Непомерный труд - столько выкопать. Многие не верят, что это возможно. Там, правда, грунт неплохой, легкий. Нам давали норму: траншея 7 метров в длину и полтора метра глубиной, внизу 80 см, а вверху - метр. И на обе стороны выбросить землю, бруствер насыпать. И еще нарезать пласты дерна и замаскировать глину. И наш полк выкопал 85 км траншей. Это не считая землянок, блиндажей. По одному пробовали копать - не получается. А вдвоем - превосходно. 14 метров на двоих. Один со штыковой лопатой, другой - с совковой. Непомерный труд.

Уже в ноябре нас оттуда сняли. Отвели готовиться к прорыву блокады.

Там же кругом болота. На штык копнешь - уже вода.

Война: Это уму непостижимо. Говорят: :

У меня был кавказец Аджибеков. Чеченец. Во время прорыва блокады его убило. Незаметный осколок в голову, отверстие в горошину, а насмерть. Хороший был мужик.

Я когда с переднего края шел, с НП, не стал обходить окольными путями, а напрямую, по минному полю. Командир освирепел: переживал, добегу я или нет. Это под Пушкином было.

28 июля, когда вышел приказ , я все время был под колпаком особого отдела.

-- Почему?

-- Я - разведчик. Я же шел впереди пехоты. А второй был - Сулейманов. И Тетерюк. Мы с ним 2,5 года воевали, с моим командиром батареи.

(Показывает фотографию).

-- А меня увидел?

-- Нет еще.

-- Вот какой был. А сейчас какой?

(Опять всхлипы).

-- Это наша дивизия. Она на века в истории записана. Это после расскажу.

Аджибекова Сашей мы звали. Когда блокаду прорвали, в просеке выкопали могилу на полметра, не глубже, сосновых лапок настелили, из медсанбата взяли простыни, постелили, закрыли и:

(Плачет).

-- Вы его Сашей называли?

-- Нет. Почему? Он был старший лейтенант. Он себя так называл. Солдату не положено называть командира по имени. Только . Если ровня по званию, называй как хочешь. А командир есть командир.

Меня в 1944 году, 26 июня, ранило за Выборгом. Скажу тебе, какой энтузиазм был в армии. Приходит командир дивизии, у Выборга: :

Нас за снятие блокады наградили орденом Суворова.

-- За Родину, за Сталина кричали?

-- Кричали. А как же? Мы ему верили, как богу.

-- А в партию вступали?

-- Вступал.

-- Где?

-- На фронте. Мы верили Сталину. Он поднял дух русскому народу, всем, когда 7 ноября на параде в Москве сказал: . И мы верили. Он же приехал на вокзал, чтобы уезжать в Куйбышев, но оттуда вернулся в Кремль. Не бросил Москву. А враг был в 25 километрах.

Бои были страшные. Под Синявино в 1943 году бои были страшные.

(Показывает карту из какой-то книги).

-- Вот Синявино, вот 19-й полк, вот наша дивизия. Мы заходили в тыл к немцам. Пошли, нажали. С высоты выбили. И окружили.

Нашу дивизию четырежды сменили на 100 процентов. А ведь в дивизии 16 тысяч человек.

(Показывает карту).

-- Потом мы вышли на Ораниенбаум. Вот Лисий нос, где мы переправились. Здесь пройти каких-то 500 метров, а погибло больше трех тысяч человек.

Всего не расскажешь: