Михаил Аношкин - "автор" челябинской "Вечерки"

Михаил Аношкин - "автор" челябинской "Вечерки"

Рядом с ним было неспокойно. Михаил Петрович Аношкин жил, работал и чувствовал сердцем. Такие люди долго не живут. Потому что всегда находятся в противоречии - с собой, обстоятельствами, навязываемым окружением. Партийно-советско-номенклатурная форма существования этого человека, ограничивающая выбор, не соответствовала его внутреннему содержанию. Он написал много книг. Но главное его произведение - челябинская «Вечерка».

Судьбоносная встреча

Никогда не забуду первую встречу с ним. …Мне двадцать лет. Я впервые в обкоме КПСС. Иду по ковровым дорожкам в сектор печати к какому-то Аношкину просить направить меня в любую районную газету, пусть в самую глухомань. По глупости сорвавшись с учебы в УрГУ, я хочу заниматься любимым делом. С этими мыслями и предстаю перед очень серьезным человеком с лохматыми бровями. Пафос мой потух. Аношкин небрежно посмотрел мои публикации, парой вопросов заставил разговориться, посмеялся и оказался не таким уж сердитым: «Значит, в газету сильно хочешь? Пока, конечно, ничего не обещаю, но скоро в городе, возможно, откроется еще одна. Вот телефон моего зама, звони, интересуйся, может, место найдется».

Я звонила почти каждую неделю, и однажды в декабре меня пригласили зайти к редактору новой газеты «Вечерний Челябинск». Я вошла в кабинет на площади Революции, 2. Там сидел мужчина с лохматыми бровями.

В тот же день я была оформлена учетчиком в отдел писем. Мне было все равно кем, лишь бы в газету. А писем тогда у «Вечернего Челябинска» еще не было. И меня наравне со всеми выгнали на улицу искать информацию, «брать новость» по телефону все годы редакторства Аношкина считалось неприличным.

Решение о выходе вечерней газеты в Челябинске было принято 12 июля 1968 года. А 12 декабря обком партии утверждает редактором Аношкина.

- Читатели сразу заметили, что в выходных данных значился не «орган», а «газета горкома КПСС и городского Совета депутатов трудящихся», что освободило ее от необходимости строить себя по образу и подобию утренних партийных газет с передовицами и докладами, - вспоминает первый ответственный секретарь «Вечерки» Герман Мазур. - В чем-то она скорее походила на популярные издания тех лет «Неделю», «Литературную газету».

К тому же газета при Аношкине была поистине вечерней, ее основной тираж поступал в киоски «Союзпечати» во второй половине дня, и надо было видеть эти киоски в серпантине очереди за свежим номером «Вечерки».

Это Аношкин провозгласил, что завоевать читателя можно актуальной информацией, оперативностью новостей, их ярким словесным оформлением, выразительной подачей - «вечерошностью». Это он заставлял любить письма читателей, потому что в неиссякаемости их потока - интересность газеты, ее сила и жизнь. Острые письма читателей, репортажи журналистов становились предметом обсуждения по всей вертикали управления городом. Газета помогала челябинцам влиять на все городские дела, решать проблемы развития областного цента.

С подачи Аношкина стали традиционными читательские летучки - встречи напрямую с челябинцами в открытых аудиториях, в заводских коллективах. Он не боялся выступать на них с отчетом о работе газеты, действенности ее публикаций.

Не терпел лени, равнодушия к работе, небрежности, хитроватых уловок. Он был искренним перед чистым листом бумаги, того же требовал и от других.

- У Михаила Аношкина была золотая черта, - вспоминает журналист Юрий Емельянов. - Если он чувствовал, что человек что-то может и отдается делу целиком, не мешал. Даже если журналист ошибался, принимал удар на себя. А многим казалось, что у него тяжелый характер.

О трудном характере Аношкина прочитала и в его личном деле. В заключениях-рекомендациях на утверждение бюро обкома КПСС в новой должности коммунисту М.П. Аношкину всякий раз вменяются в вину «…болезненное восприятие критических замечаний, факты неправильного реагирования на них». Насколько болезненно и неправильно он реагировал на критику товарищей по партии, знаю и по случаю в «Вечерке»: на заседании партбюро редакции у него, задолбанного «принципиальной» критикой, пошла носом кровь, что вызвало сочувствие беспартийных.

Дети в дому учатся всему

Так любил говорить его отец Петр Павлович. Детство Михаила Аношкина - город Кыштым, родная «косогористая» улица, крепкий отцовский дом на улице Кирова, который и поныне стоит, горы Сугомак и Егоза. Свой родной край писатель и журналист воспел не только в прозе (около десятка из его 25 изданных книг посвящены Кыштыму и кыштымцам), но и - вот открытие! - в стихах. Суровый наш редактор стеснялся этого и лишь некоторые из них увидели свет уже без него.

/И очень часто в дни разлуки, /Устав от яростных боев, /От всех стихов и от науки, /От умников и дураков, /Мы мысленно уходим в горы -/За Сугомак и Егозу. /Иль на озерные просторы -/Ловить уральскую грозу.

Миша Аношкин, по-домашнему Минька, родился 19 ноября 1921 года в крепкой и очень дружной семье, в которой непререкаемым авторитетом была бабушка - мудрая верующая женщина. Ее слушались все.

- Нас у родителей двое было: я и Миша, - рассказывает Тамара Петровна Долгова (Аношкина), верная своему городу и по сию пору. - Наш отец прошел Первую мировую войну, был пулеметчиком, водил броневик. После войны, как только появились на заводе первые грузовики, он с радостью сел за баранку. Отец был по тем временам очень грамотный, книги у нас на почетном месте были, знал наизусть Лермонтова, Пушкина, меткими пословицами и поговорками так и сыпал! Любовь к языку, литературе - от папы.

Мать будущего писателя Зоя Сергеевна, взяв патент, всю жизнь шила на дому пальто. Все свое свободное время родители посвящали детям. Вместе выпускали стенгазету, сочиняли эпиграммы, устраивали детские праздники и театральные представления. Семилетку Михаил Аношкин закончил с похвальным листом. Услышав, что в городском педучилище будут готовить учителей начальных классов, решил пойти туда.

- Миша познакомился там с Иваном Ивановым, позже выяснилось, что он поэт, - рассказывает Тамара Петровна. - Вскоре попал в число поэтов и брат. В литературно-творческом кружке, который организовала необыкновенная их учительница Маргарита Федоровна Менщикова, они стали выпускать рукописный журнал «Прожектор».

В конце июля 1940 года сразу же после выпускного друзей попросила зайти Менщикова. И сообщила, что редактор газеты «За цветные металлы», нынче это городская газета «Кыштымский рабочий», Яков Степанович Меньшиков приглашает их с Ивановым на работу в редакцию. «Если бы передо мной, как в древней легенде, из трости расцвел куст розы, я бы, наверное, удивился меньше. Я втайне лелеял эту мечту - работать в газете», - так сказал М.П. Аношкин об этом поворотном в своей судьбе событии.

Всего два с небольшим месяца первых шагов на журналистской тропе. В октябре 1940-го Михаила Аношкина призвали в Красную армию служить на западной границе…

Молчал, как партизан

Почему мы ничего не знали о его военных походах? Вот и Александр Ляпустин, его заместитель в «Вечерке» и любимец, знаток военной темы, пишет в августе 1983 года через год после смерти Михаила Петровича: «Ни от писателя Аношкина, ни от журналиста Аношкина мы не узнали, как воевал он. В его книгах и газетно-журнальных публикациях мы прочитали о делах других - в мемуары о собственной персоне он не вдавался. Его шелковое удостоверение (сержант Аношкин вшил его в одежду при заброске в тыл) потеряли в литературном музее. Бумажную справку об участии в особой диверсионной группе показал лишь один раз - перед шестидесятилетием, все боялся, что она рассыплется на сгибах. Документы о фронтовой инвалидности не сыщет сегодня ни один собес - ведь он вернулся с войны работать!»

- Ничего не рассказывал, - вторит и Т.П. Долгова. - Помню: когда фашисты напали на СССР, в первых же сводках по радио был упомянут разбомбленный пограничный Белосток, где Миша служил. Бабушка как упала перед иконой, так всю войну я ее в молитвах за Миньку и видела. Какая же была радость, когда после многомесячного молчания получили от Миши письмо. С войны пришел инвалидом, на костылях. С орденом и медалью «За отвагу».

О том, как геройски воевал сержант Аношкин, свидетельствует письмо из Министерства обороны СССР, присланное по запросу из Челябинской области: «...Проверка архивных документов показала, что за подвиги, проявленные при форсировании Вислы, Аношкин М.П. был представлен командиром батальона к присвоению звания Героя Советского Союза.

Представление было подписано и командиром бригады, однако командир корпуса не поддержал их ходатайства и своим приказом № 055 от 17.09.1944 года наградил тов. Аношкина М.П. орденом Отечественной войны I степени...» Об этом письме Аношкин в своих мемуарах не пишет, может, он о нем и вовсе не знал.

Он вернулся домой накануне Победы в марте 45-го, а уже с апреля опять работает в газете «За цветные металлы». С годичных курсов в Свердловской межобластной школе пропагандистов (ВПШ) приехал в 1946-м с женой Зоей Николаевной, своей однокурсницей, и новым назначением - редактором газеты Сосновского района «Заветы Ленина» в село Долгодеревенское. Здесь в 1948 году состоялось и его писательское рождение - в журнале «Смена» напечатали первый рассказ «Сугомак не сердится». А вот запись в личном деле: «За активное участие сосновской районной газеты в борьбе за получение высокого урожая ее редактор М.П. Аношкин в 1949 году был награжден орденом Трудового Красного Знамени». В этом же году его как наиболее подготовленного редактора обком направил в распоряжение ЦК КПСС. По командировке ЦК он едет в Амурскую область работать редактором газеты «Сталинское знамя» («Белогорская правда»). А через год его бросают редактором в Благовещенск. Там вышли три его повести.

После ему разрешат (!) вернуться, и он станет редактором челябинской «молодежки», инструктором обкома, заведующим сектором печати - около тридцати лет на партийной работе. И вдруг в 47 лет он оставляет престижную спокойную работу и срывается в неизведанный путь - создание городской вечерней газеты с чистого листа…

Был у отца любимый сын

Меньше всего хотелось бы представить Аношкина этаким идолом для поклонения, безупречным. Как и у всех, были у него свои слабости и недостатки. Например, он был вспыльчив до гнева, но отходчив и незлопамятен, и первый «винился», признавая свою неправоту. Хорошо разбираясь в людях, позволял себя «нагреть». Оптимист по натуре, поддавался плохому настроению, которое часто приносил из дома, в такие минуты к нему боялись входить. Редактора жалели, знали - дома у Михаила Петровича была мука сердечная - сын Сашка. О его причудах и происхождении ходили всякие слухи.

- Многое Бог дал Мише, но не дал им с Зоей детей, - вздыхает Тамара Петровна. - Однажды приезжает такой возбужденный: «Я был в детском доме. Директор подвел меня к кроватке мальчика, ему пять месяцев всего, он такой слабенький. Мальчишка смотрит на меня, не отрываясь, словно говорит: возьми, возьми меня, а то я пропаду». Миша с Зоей в Саше просто души не чаяли, баловали. Слепая это любовь была. Саша ни дня не работал в своей жизни, любил развлечения, загуливал, таскал книги из библиотеки отца, наша мама ездила их охранять от внука. А брат покрывал его долги, выручал из милиции.

Сын Михаила Петровича не дожил до 50 лет. В 1970 году Аношкин, думаю, с большой надеждой, посвятил ему первую книгу своей трилогии «Прорыв», Саше исполнилось тогда 18 лет. Не знаю, прочитал ли он книгу отца, только своего прорыва не сделал.

Утешением несбывшихся отцовских чаяний Михаила Петровича стал внук, тоже Саша. Мы знали, что все детские праздники в редакции устраиваются так широко и щедро благодаря этому мальчугану, которого часто видели в редакторском кабинете. Удалось его разыскать.

Сегодня он коммерческий директор уважаемой успешной фирмы, любящий муж и отец:

- Что я помню о деде? Мне ведь всего семь было, когда его не стало. Когда вспоминаю о нем, в голове всплывает песня о Каме-реке. Дед мне всегда пел ее, когда мы укладывались спать. Мои родители развелись, когда мне было два года. Но все выходные я проводил с дедом, обязательно оставался ночевать. Мы с дедушкой много гуляли, разговаривали. Дома постоянно с ним что-то вырезали, клеили. Он мне сабли, автоматы, наганы из дерева строгал. Бегали друг за другом, стреляли, бесились.

От деда перекочевала к внуку коллекция значков. Переданы ему и дедушкины орденские планки. Александр жалеет, что исчезли сами ордена и медали. Берегут в его семье и две последние книги М.П. Аношкина. Вот и все.

- Хорошо бы, конечно, собрать его книги, - говорит он. - Самое дорогое наследство для меня - это фамилия деда.

Александр показал одну фотографию: года четыре назад он сфотографировался с женой и дочкой в Кыштыме на улице имени почетного гражданина города писателя Аношкина. Есть улица имени М.П. Аношкина и в Челябинске: решение об этом было принято в 2009 году в год 40-летия «Вечерки» по ходатайству ветеранов газеты. Михаил Петрович Аношкин не забыт, память о нем свято чтут в его родном Кыштыме. Библиограф Л.А. Скороходова рассказала трогательную историю. Единственный в библиотеке экземпляр книги М. Аношкина «Про город Кыштым», изданной в 1968 году, обветшал настолько, что его перестали выдавать читателям. И тогда в 2010 году школьник Роман Швейкин собрал книгу, набрал на компьютере, и ее отпечатали в типографии «Кыштымский рабочий». А у бывших «вечерошников» есть такая традиция: каждый год в начале мая приносить цветы на могилу легендарного первого редактора на Успенском кладбище.

Он ушел слишком рано, на 61-м году, и дня не побыв на пенсии, не дописав задуманных книг. Но главное успел - оставить о себе добрую вечную память.

Людмила Вишня

VK31226318