Челябинские петухи, разлетевшиеся по миру

Но сначала стоит вспомнить про обезьянку – символа нынешнего года. Она тоже оставила свой след в творчестве челябинцев. Одна – в бронзе. Другая – на листе бумаги черной тушью. Такие разные эти обезьяны.

Обезьяна в латах, что-то тревожное, механическое, напоминающее почему-то «Гернику» Павла Пикассо. А может – показалось? Андрей Старцев сказал мне, что рисунок этот был сделан в цикле экологических работ. Но, как часто бывает, образ может дать смыслы шире и глубже, чем задумывал сам автор.

Такая вот обезьяна. Накануне Года экологии в России стоит пожелать, чтобы год грядущий не был столь тревожным, как в этой работе Андрея Старцева. И в экологическом смысле, и во всех других смыслах.

А автор бронзовой обезьяны известный скульптор Виктор Митрошин, экс-челябинец.

Может одну из самых человечных картин на петушиную тему написал Игорь Белковский, тоже уроженец Челябинска. У картины даже совсем не птичье название — «Семья». Чем не символ-иллюстрация для корпоративной продукции к Новому году. Кстати, эти петухи давно разлетелись по миру – на постерах с этой картины.

Петушиная тема в свое время стала «оскороносной» для челябинского фотографа Сергея Васильева. Обладателя четырех Золотых глаз. Один из них, как раз, за эту серию. Петушиные снимки много печатались в разных изданиях, выставлялись на разных выставках. Теперь их можно встретить и в первом частном музее фотографии, который нынешним летом открыл в Челябинске фотомастер.

А закончить свой рассказ хочу новеллой Аллы Дмитриевны Фехнер. Она закончила пединститут, филфак, начинала работать в сельской школе села где-то на краю Челябинской области и Башкирии. Отец ее — известный челябинский художник, один из основателей Союза художников Челябинской области (мемориальная доска на здании Союза художников из 7 фамилий, в том числе и его).

В 81 год Алла Фехнер издала книгу своих рассказов, в которой есть и этот про деревенских петухов.

Из цикла «Деревенские зарисовки». Певуны

"Раньше я думала, что все петухи поют одинаково: ку-ка-ре-ку – да и все тут. Ан, нет, каждый по-своему, и редкий петух красиво поет.

Утром, чуть свет, начинается по деревне перекличка петухов. Вот запел петух дяди Семена, что напротив живет, голос вроде бы красивый, а «ку-ка-ре-ку» не получается. Услышит его баба Нюра, скажет: «Ишь, опять деньги просит», — и передразнит: «Пол-то-ра-руб-ля-а!».

А это у соседа, что подальше живет. У него петушишка еще молоденький; пробует только петь, учится, а может, у него слуха нет. Выведет старательно: «ку-ка-ре» — и захлебнется, как подавится.

Вон поляковский закричал, у них петух горластый да картавый, у него все «кху-кха-хе-ху» получается, за что хозяйка грозится его в суп пустить.

Вот и найдановский проснулся; поет с хрипотцой, натужно, будто с трудом выдавливает звуки, не поет – работает.

Затихли. Сейчас воробьевский запоет. Этот себе цену знает, паузу держит. Красивый петух, крупный, черный, на крыльях и хвосте перья то в зелень, то в синеву отливают, по охвостью кайма желтая, а шея и воротник золотисто-оранжевые. Гребень большой, ярко-красный. Он и сам знает, что красив. Выйдет на дорогу, позу примет: грудь колесом, голову откинет, — чем тебе не артист, — и запоет. Вот он, в тишину ворвался. Голос сильный, но глуховат, звону в нем нет, легкости.

А вот и Петька бабы Нюры, его ни с кем не спутаешь. Голос чистый, звонкий, серебром отливает; поет Петька заливисто, весело, на всю деревню: «ку-ка-ре-ку-у-у!». И петь любит, не по обязанности поет, как другие: утром солнышко разбудят и молчат до вечера. Петька весь день поет. Да и то сказать: голос есть – чего ж не петь!

Петька не только петь, он еще и разговаривать умеет. Случилось у него несчастье: баба Нюра заболела, к дочери жить ушла. Остался Петька один. Утром сам из сарая выйдет, кур выведет, вечером сам на насест придет. Вот только покормить его утром некому. Да сообразил Петька: рядом тоже бабка живет, можно у нее попросить.

В шесть часов утра, хоть на часы не смотри, петух под нашей дверью поет. Мы еще в постели лежим. Мама скажет: «Солист пришел, надо пойти покормить».

Выйдет. Петька стоит на крыльце, за ним весь его гарем: три курицы. И начинается у мамы с Петькой разговор. — Ну, что, Петя. Пришел? Есть захотел? И гарем свой привел. Уж больно ты красиво поешь, придется тебя покормить. А Петька в ответ тихонько так: «ко-ко-ко», «ко-ко-ко». Постоят они на крылечке, поговорят так-то, пойдет мама всех кормить.

А днем заберется Петька с курами на клумбу, увидит его мама, закричит: «Ах ты, разбойник! Куда забрался? Ну-ка, марш сейчас же с клумбы и гарем свой забирай»! Куры кинутся врассыпную, заквохчут, замечутся по двору, то под прясло пробуют подлезть, то на забор взлетят. Петька невозмутимо стоит посреди клумбы и издает такие звуки…Ну прямо ругается. Мама скажет: «Ну вот, ведь обматерил же прямо».

А Петька проругается и важно так, медленно пойдет с клумбы, будто его и не гнал никто, а сам он так решил, надоело, мол, с вами ругаться. Уйдет в огород и так звонко, красиво запоет, что простишь ему и помятую клумбу".

Может показаться, что эта публикация «к обеду» будет под Новый год. Наверное, но делая ее сейчас, есть возможность дополнить ее, может быть, другими работами челябинских художников на петушиную тему.