В идеале судья в мантии — монах

Судья областного суда Татьяна Карнаухова размышляет о трудной работе современного служителя Фемиды.

Ежегодно около миллиона жителей области оказываются участниками судебных разбирательств. Горька участь потерпевшего и осужденного, в роли истца или ответчика мы тоже оказываемся не по собственному желанию. В суд люди приходят в состоянии конфликта. И лишь в зале заседаний задаются вопросом: а судьи кто? Каждый по-своему говорит о вершителе судеб в мантии, ищет признаки «заинтересованности», пытается уловить отношение к себе, прочитать мысли по задаваемым вопросам, оброненным фразам.

О чем думает судья, глядя на нас? Что он мог бы, но не должен говорить и советовать участникам процесса? Мы беседуем об этом с Татьяной Карнауховой, судьей с 25-летним стажем, она председательствует при рассмотрению гражданских дел в надзорной инстанции областного суда.

— Татьяна Алексеевна, бывает, что в судебном заседании слова просятся наружу, но приходится сдерживаться?

— Главное качество судьи — терпение и еще раз терпение. Не проявить эмоции, ни словом, ни взглядом, ни движением не дать понять, что ты сочувствуешь, или видишь, что сторона неискренна. Надо быть предельно тактичной, дипломатичной. Действительно, иногда слова просятся наружу. Но для большинства судей это болезнь первого года работы. Лишние комментарии, чтение морали авторитета не прибавляют. Всегда необходимо помнить, что посещение суда — это стрессовая ситуация для любого человека. Цель служителя Фемиды — если не помирить, то хотя бы не отпустить людей окончательными врагами. Требуется так искусно задавать вопросы, чтобы помочь участникам объективно взглянуть на ситуацию и не сказать тех слов, которые усугубят конфликт.

На одном из заседаний брат и две сестры, встретившиеся в судебном заседании как противоположные стороны, кричали друг на друга минут 40, не слушая замечаний, даже ногами топали и по залу метались. Секретарь смотрела испуганно. Я обладала полномочиями выдворить, но не сделала этого. Крик прекратился столь же резко, как начался, и они констатировали: «Хоть поговорили». После чего я сразу рассмотрела дело, поскольку родственники нашли компромисс сами.

— Вы упомянули о первом годе работы. Были тогда ошибки?

— Нелегко об этом рассказывать. Тогда на меня поступила жалоба. Участница процесса не цитировала мои слова — я не говорила ничего оскорбительного, мною не было допущено и процессуальных ошибок, она лишь написала, что веду себя на заседании «как боярыня Морозова». Едкое замечание заставило пересмотреть свое поведение. В неформальном общении могу быть ироничной, резкой, в процессе я — другой человек. Должность судьи — испытание властью. Грубости, произволу служителя Фемиды сложно противостоять.

— Всегда ли совпадают судебное решение и жизненная справедливость?

— В идеале решение суда должно быть и законным, и справедливым. Но противоречия порою возникают, а в работе судьи превыше всего закон. А понятие о справедливости может быть у сторон противоположным.

— И все же дела, где налицо несогласие между исполнением закона и справедливостью в вашем понимании, наверняка помнятся?

— Самое распространенное, когда люди живут вместе без брака и покупают квартиру на одного из них, а потом расходятся, и второй начинает претендовать на свою долю, ведь он тоже вложил силы. Здесь недопустимы показания родственников, друзей. Они должны доказать главное: их усилия были направлены на создание совместной собственности, для этого необходимы письменные подтверждения, составленный в то время договор. А этого, как правило, нет.

— Чего люди ожидают от суда и от судьи напрасно?

— Настольная книга судьи-цивилиста — Гражданский процессуальный кодекс. Там прописаны все наши действия. И указано, что каждая сторона должна доказывать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений. Поэтому не стоит рассчитывать, что судья поверит на слово, если оно не подкреплено доказательствами. Напрасны ожидания, что судья — защитник, что он на вашей стороне. Это не адвокат, он не будет подсказывать и искать за кого-то подтверждения, стороны должны состязаться между собой и заявлять ходатайства об истребовании доказательств.

— Человек может полностью оценить ситуацию, лишь пережив ее. С другой стороны, судьи сталкиваются с таким количеством чужих проблем, что не дай бог изучать их на собственном опыте. Бывало ли, что столкнувшись с подобной ситуацией или узнав об опыте друзей, вы вспоминали свои дела и сожалели о принятом некогда решении?

— Не надо нагружать судью переживаниями сторон. Это непомерная ноша! К счастью, мне не в чем себя упрекнуть в профессиональном плане, я никогда сожалела о своем решении как о незаконном.

— Часто ли вам приходится снижать определенную истцом сумму, скажем, в 100 тысяч рублей до 10 тысяч? Возможно ли приближение российской судебной практики в определении размера компенсации морального вреда к практике других стран?

— Больной вопрос. Суммы компенсации морального вреда по гражданским делам у нас подчас катастрофически неизмеримы с той степенью нравственных страданий, которые причинены человеку. Национальное законодательство не мешает назначить сумму, которую истец считает нужным, даже если она превышает 100 тысяч рублей. Но у нас люди просто не могут заплатить. Ответчики оказываются не работающими, нагруженными иждивенцами. Так что судья действует не из личных побуждений, а оценив все собранные по делу доказательства. Если вышестоящие инстанции не выявили нарушений закона, они не должны снижать и сумму компенсации морального вреда, которую изначально определил судья, рассмотревший дело.

— Некоторые участники процессов, заранее пытаясь узнать, к какому судье попало дело, делают собственные прогнозы. Кто чаще жалеет подсудимых, мужчина-судья или женщина? Есть ли разница в подходе к делу у молодых и у опытных судей?

— В районных инстанциях о судьях заранее все выясняют: возраст, характер, даже любимые словечки. Раньше, когда они сами вели прием заявлений, заявители старались прийти к определенному служителю Фемиды. Наверное, мужчины более жестки, менее гибки в решениях, чем женщины, хотя есть исключения. А женщина может довериться своей интуиции, пойти на поводу эмоций. «В идеале судья в мантии — это монах», как говорил нам председатель Курчатовского районного суда Челябинска, где я раньше работала. Опыт не определяется количеством просиженных юбок и брюк. Есть очень умные молодые судьи, среди них много выходцев из аппарата областного суда.

— Вам приходилось полагаться на интуицию при рассмотрении дел?

— В период, когда лишь начали проводить генетические экспертизы в Новосибирске, я рассматривала дело об установлении отцовства. Но пришел ответ, что оно исключается. Узнав об этом, женщина помертвела, она сказала лишь два слова: «Это невозможно», встала и ушла. И я стала звонить заведующей лабораторией в Новосибирск! «Знаете, такая ситуация, мне кажется, что она говорит правду». И оказалось, что перепутали пробирки с кровью. Была назначена комиссионная экспертиза, после чего ответчик признал иск без споров.

— От участников процессов, недовольных судебным решением, порою приходится слышать, что судьи «были заинтересованы». Какими способами и часто ли пытались повлиять на ваше решение?

— Дел у судьи — десятки в месяц, каждое — толстая книга, сначала надо ее прочитать от корки до корки, потом встретиться с людьми на заседании. Поверьте, в подавляющем большинстве случаев разговоры о заинтересованности служителя Фемиды — это просто разговоры. Угрозами, заманчивыми предложениями на нас не повлиять.

— Слезами?

— Знаете, сколько за 25 лет работы передо мной плакали…

— Внешним видом, одеждой? Кто-то с пониманием одевается в суд строго, кто-то победнее пытается одеться…

— Неожиданный для меня вопрос. Об этом никогда не думала. К нам приходят и в лощеных костюмах, и неухоженные, неопрятно одетые люди. Одежда и внешний вид участников процесса никакого впечатления на меня не производят. В жизни — да, на работе — нет.

— Деньги передать пытались? Через общих знакомых, напрямую?

— Каждый из нас должен быть готов к такой ситуации. Общение с участниками процесса в своем кабинете до судебного заседания потому сегодня и пресекается: меньше возможностей для оговора. Сейчас граждане уже не подают исковое заявление напрямую судье, это делается через специальные приемные. У нас даже имя судьи-докладчика по делу не появляется в базе данных и на сайте до начала заседания, это лишняя информация.

— В связи с экономическим кризисом каких дел прибавилось в судах?

— О взыскании зарплаты, расторжении кредитных договоров, взыскании заложенного имущества. Люди больше задумались о гарантии соблюдения своих прав на работе, уже уволившись, запоздало вспоминают: а мне были положены надбавки, сверхурочные. Судебные гражданские дела — это жизнь.

— Как удается совмещать работу судьи с ролью супруги, матери?

— Встаю рано, ложусь поздно, завтрак, обед, ужин на мне. В шутку называю членов своей семьи «жертвами судейского произвола», поскольку мало уделяю им времени, хотя стараюсь. Надо отдать должное, муж и сыновья понимают нагрузку, они мои единомышленники и знают, какие ограничения накладывает работа судьи. У меня очень узкий круг друзей, в основном с молодости, ты не можешь позволить себе дружить с каждым. Мои близкие не афишируют мою профессию ни на отдыхе, ни в общении с приятелями. Они обычно говорят: мама — юрист. Не потому, что я стыжусь своей профессии, так проще.

— Кому из молодых людей вы бы посоветовали получать юридическое образование с целью стать судьей?

— Человеку, который готов к ограничениям, к неблагодарной работе. Который способен принимать твердое решение без чужих советов. Далее — грамотность в вопросах права, мое глубокое убеждение: опыт работы секретаря судебного заседания обязателен. Это человек, который видит сложность и рутину судейской профессии, изо дня в день наблюдая процесс. Сейчас появилась еще одна важная ступень — помощник судьи. Хорошие судьи получаются и из юрисконсультов предприятий, это возможность побыть по другую сторону судейского стола.