Как российская действительность становится виртуальной

И те и другие живут в своем виртуальном мире с выдуманными задачами и достижениями, которые отторгает невиртуальная реальность. Одни вытесняют компьютерными игрушками невозможность поехать на отдых или сходить в ресторан, другие компенсируют экономическое прозябание и политическую деградацию виртуальной имперскостью.

На более локальном уровне подмена реальных проблем виртуальными приобретает еще более странные формы – от голосования за роспуск российской сборной по футболу до выбора символов для новых купюр номиналом 200 и 2000 рублей.

Вы можете проголосовать за пермского медведя или алтайскую гору Белуха на новых рублях или даже поддержать роспуск футбольной сборной, однако это не отменит ни реальной инфляции, ни сокращения денег в вашем личном кармане, как впрочем, не заставит российских футболистов играть лучше.

Там, где вступает в действие не выдуманная российская реальность, ее абсурдность с лихвой перекрывает любой виртуальный фикшн.

Временами кажется, будто это не настоящая, а виртуальная Россия начинает продавать путевки в Турцию в день теракта в аэропорту, и закрывает авиасообщение после провалившегося свержения Эрдогана, который был врагом, ударившим в спину, когда сбил российский военный самолет, но стал другом, когда разогнал судей и деканов всех вузов страны, умело воспользовавшись неудавшимся госпереворотом.

И словно это в виртуальной реальности депутаты не находят ничего интереснее, чем обсуждать стратегии борьбы с олимпийским комитетом за чистоту анализов мочи, экономисты собираются год писать программу экстренных мер для спасения экономики, а политики в унисон с обнищанием населения говорят о сохранении стабильного роста.

При этом российская виртуальная реальность стала не только способом ментального бегства от действительности, но и поводом для бегства физического в направлении стран, где больше ценят ощутимое, а не мнимое.

Взорванный в своей машине в Киеве 20 июля журналист Павел Шеремет после отъезда из России писал: "Постепенно у меня росло неприятие происходящего в России: ты видишь, что на самом деле происходит в Украине, и тут же на твоих глазах в России рождаются фантастические версии, ты говоришь с друзьями и видишь, как они сходят с ума. Невозможно было находиться в этом сумасшедшем доме: нужно было его покинуть, чтобы не сойти с ума".

Реакция на гибель Шеремета в России вполне подтвердила слова погибшего журналиста о прогрессирующем кафкианском и сумасшедшем вопреки реальному и объективному. Так, например, официальный представитель МИДа Мария Захарова, комментируя убийство Шеремета, назвала Украину "братской могилой журналистов и журналистики", вероятно, тоже из глубин виртуального российского пространства, в котором нет ни 205 журналистов, убитых за последние 15 лет, ни политической цензуры на федеральном ТВ, ни списков неугодных.

Здесь виртуальность приобретает явные черты политического цинизма, в котором даже гибель человека лишь повод для политического пиара.

Однако главная проблема виртуальности в том, что ей совершенно нечего предложить нам, кроме иллюзии, что мы что то контролируем и на что то влияем. Хотя бы на мультяшных покемонов на экране или рисованных символов купюр странного номинала. Виртуальность дает чувство сопричастности, пусть даже и сопричастности к ерунде. Увы, рано или поздно наступает отрезвление, когда уже никакие виртуальные миражи больше не действуют.

Впрочем, у всей этой истории есть более чем реальный итог – после принятия закона Яровой российские мобильные операторы будут обязаны хранить всех пойманных покемонов.