Юнна Мориц, поэтка и патриотка

За Сталина? Нет. Против Сталина? Нет. На Болотную? Нет. На Поклонную? Нет. Она за рубли? Нет. Она - за любли. Она за Мориц? Нет. Она против Мориц? Нет. Она - Мориц. А я? Я за Мориц? Нет. Я против Мориц? Нет.

«Никогда никто, ни те, ни эти не запишут меня в свои ряды».

Юнна Мориц не за и не против. Она вне? Ниже? Выше? Сбоку? Между? Над?

Или она не то и не сё? Ничто и нигде?

Но, Юнна Петровна, ведь так не бывает, чтобы «ни те, ни эти». Бывает, может быть, иначе: то с теми, то с этими. Если те правы, - с ними. Если эти правы, - с ними. И наоборот. То есть стоять над. Над теми и этими. Над политикой. Выше ее. Но такая позиция - незавидная. Собственно, кто они - «те» и «эти»? Оба - чужие? Не «наши»? «Наших» нет вообще?

Судья, который судит сверху, стоя над,- позиция самоубийственная. Так - не дано никому. Юнна Мориц - такая?

У Юнны Мориц было два времени. Время «тех» - советские годы, и время «этих», - последние десятилетия. В советские годы ее причисляли к тем, кто против. Ее обвиняли, как она сама сказала, «что я - не наш, не советский поэт». И не только обвиняли - ее перестали печатать. Она оказалась в «черном списке». Можно обидеться? Разумеется. Легко допустить и более сильные чувства к тем, кто закрыл перед поэтом двери к читателям. Наверное, было и так.

Но… Десятилетие «черных списков» относится к 70-м годам. А еще через десять лет наступило другое время. И у Юнны Мориц появились другие слова. Такие: «И в черных списках было мне светло». Вот так! Ей принадлежит и эта безоглядная фраза: «Мне была отвратительна власть Ельцина».

Тех, кто привык считать ее антисоветской, такой поворот, мягко говоря, обескуражил. Получалось так, что Мориц от «этих» ушла и вернулась к «тем». К советским. То есть переметнулась, предала.

Я думаю иначе. Юнна Мориц увидела: черные списки, оказывается, могут быть много чернее, чужое государство, оказывается, может быть еще чужее, несправедливый мир, оказывается, может быть еще несправедливее. «Эти», оказывается, не лучше «тех», а хуже.

С тех пор Юнна Мориц всегда и везде на стороне России. Она стала патриоткой своей страны.

Не будь, Россия, ничьей добычей!

Не следуй правилам тех приличий,

Какие хищник диктует жертвам, - Не будь съедобной!..

И далее о России - «Не будь безгрешной!, «Не будь, Россия, страной-тарелкой, разбитой вдребезги», «Не будь, Россия, ничьей добычей»…

Поэтка Юнна Мориц очень тяжело пережила трагедию Югославии, бомбежку Белграда и беспомощность России перед бомбами в центре Европы.

Особо культурные парни
Балканы культурно бомбят.
В особо культурной поварне
Состряпали этих ребят.

Поэтка Юнна Мориц беспощадна к неблагодарности тех стран, которые советская армия освободила от фашистов:

А мне, мерзавке, жаль,
Что гибли наши парни
За бешеную шваль
На русофобской псарне!

Она же: «И не буду ждать, когда изгоем назовут Россию, выбелив и накрахмалив Гитлера», «будто гитлеровские фашисты намного прекраснее большевиков».

Юнна Мориц не забыла и не простила Сталину арест, допросы и истязания отца в застенках НКВД, хотя он тогда и выжил, однако все-таки поняла, что именами Ленина и Сталина враги хотят затянуть петлю на шее России.

Ах, Сталин, Сталин, стал кристален,
Поскольку антисталинист
Страну угробил, а не Сталин -
Кошмаров зверский гармонист!..

Те, которые когда-то были друзьями, нынешнюю Мориц объясняют просто: она сошла с ума, у нее маразм, старческая деменция, стихи ужасны, она тяжело больна. Они как бы проголосовали за это: Мориц - сумасшедшая. Приговорили к сумасшествию.

Так с кем же Юнна Мориц? Она всегда опасалась взять сторону какой бы то ни было власти, той или этой. Опасается и теперь. Она твердит одно и то же: единственная ее сторона - та, на которой тысячи и тысячи ее бумажных и эфирных читателей. При всем при том, сегодня нет поэта, который громче ее защищал бы Россию. Россию как государство. Я не знаю, где был ее патриотизм прежде. Может быть, там же, где и теперь. Но тогда он помалкивал, а теперь… Не заговорил, а до хрипоты закричал.

Я с Юнной Мориц? Да, с ней. Но не во всем. Мне больше по нраву не те, кто, как Мориц, перешел в «мою» веру, а те, кто был и остался в ней. И еще. В своей новой ипостаси Юнна Мориц проявляет себя чрезмерно и слишком. Чрезмерно яростно и крикливо, слишком страстно и драчливо. Такому большому поэту (а не поэтке), как Юнна Мориц, не к лицу дежурить у политики, стихотворно комментируя ее приходящие и преходящие события. Меня это огорчает.