Сергей Синецкий: «Функция элиты - извлекать из народа максимум идей»

Способна ли система высшего образования помочь стране выйти из кризиса идей? Как избавить педагога от бюрократической волокиты, а студентов - от ложных представлений о социальной справедливости? Можно ли преподавателю повысить зарплату, отправив на работу в реальный сектор экономики?

Об этом говорим с доктором культурологии, кандидатом педагогических наук, проректором Челябинского института экономики и права имени М.В.Ладошина, членом Общественной палаты региона, в недавнем прошлом уполномоченным Российского аккредитационного агентства Сергеем Синецким.

- Сергей Борисович, мысль о том, что для развития региона и страны в целом нужны новые идеи, звучит часто. Но почему они не рождаются столь массово?

- Отчасти потому что есть стремление к единообразию, унификации общественного пространства. В итоге, чем меньше центров, которые идеи генерируют, тем и самих идей, по определению, меньше. Обратите внимание: чем более развито общество, тем оно разнообразнее. Тем больше в нем жизненных сюжетов, самодостаточных субъектов, культурных образцов. И это не случайно. Во-первых, разнообразие стимулирует конкуренцию, в которой выживают самые устойчивые и востребованные. Но главное, при столкновении разного, противоположного, несовпадающего рождается то, что в режиссуре называется третьим смыслом. Появляется то, чего до этого столкновения не было - прорывные проекты. Когда доминирует одна идея наступает застой. Если сталкиваются две идеи – есть шанс какого-то развития. Но при столкновении 30 идей – прорыв практически неизбежен.

- Можно понять истоки монополизма в политическом поле. Но ведь политика – лишь часть нашей жизни. В других-то сферах почему нет разнообразия?

- Другие сферы тоже постепенно «политизируются». Вырабатывается стереотип: «начальник всегда прав». Но у начальника есть свой начальник, а у того – свой. Так, постепенно, но необратимо, формируется пирамида безответственности подчиненного. Мы, постепенно сформировали управленческую модель «доминирующего исполнителя», где минимизирована инициатива низов и гипертрофирована ответственность верхов.

Года два назад у меня был разговор с менеджером зарубежной компании. Он рассказал, как они принимают к себе на работу нового специалиста. Так вот они смотрят на него как на человека, способного через десять лет возглавить компанию. Если этого потенциала в нем нет, не факт, что его вообще возьмут. Представляете, какая интенсивность развития в тех организациях, где по такому принципу набирают людей!

Это не значит, что он обязательно станет главой фирмы. И даже, скорее всего, не станет. Но его творческая самодостаточность такова, что он постоянно будет генерировать идеи, невзирая ни на кого. В нашей стране при количестве ее населения и традициях образования, творческий потенциал огромен. Но ему надо давать себя проявлять и не разово, а постоянно.

- Но ведь культура творчества начинает формироваться не в вузе…

- Естественно. Вуз – лишь одна из ступеней образования. И он получает уже сформированного человека, прошедшего десятилетнюю обработку в школе. И могу утверждать, что работа с индивидуалистичными, самобытными студентами в вузе более продуктивна, чем с безынициативными зубрилками. Вузовские преподаватели знают, что гораздо проще добиться результата (научного, учебного) от инициативного студента, чем вывести на творческий уровень безразличного пофигиста. Могу сказать, что опытные педагоги уже по номеру школы могут планировать свои трудозатраты на формирование творческой личности студента. Выпускники одних школ готовы к поиску и эксперименту. Выпускники других – боятся самостоятельную мысль высказать.

- А как с этим в современном вузе дела обстоят?

В современном мире смысл вуза – в генерации идей. Не в начитке лекций (как, к сожалению, иногда еще понимают), не в натаскивании на знания (привет апологетам тестирования), а в полемике, исследованиях, проектах, экспериментах, диалогах.

Задача вуза – показать выпускнику, что для него процесс познания только начался, и вся его дальнейшая жизнь – путь от уже известного в бесконечное неизвестное. Вуз – только стартовая площадка. Именно на стыке в нем разных культур, разного опыта преподавателей и студентов (которым дано право открывать рот и что-то высказывать), начинает рождаться третий смысл. На то и настроена научная работа: создать среду, в которой студент сможет порождать идеи и постигать профессию не путем заучивания определений, а пытаясь понять, как область обретаемой им профессии может существовать в изменяющемся мире, в контексте постоянно возникающих новых ситуаций. И какую он в этом процессе может занять позицию. На это направлена, в том числе, Болонская конвенция, предусматривающая академическую мобильность. Нужно ездить, встречаться, сравнивать свой и чужой опыты. Себя можно как оценить? Сравнив с другим. А лучше – с десятью другими. И тогда точнее поймешь, чего достиг, а чего нет, что можешь, а чего не можешь. Все это построено на совершенно объективных процессах, связанных с переходом к информационному обществу.

- Что это значит?

- Если в индустриальном обществе нужно было подготовить человека к рабочему месту (есть завод - должны быть кадры), то в информационном (где сам завод меняется каждые полгода) важен специалист, способствующий изменениям и ориентирующийся в изменениях. Благодаря сети коммуникаций (в том числе, Интернету), впервые на наших глазах возникает возможность использовать общественный интеллект. Главное, суметь аккумулировать в обществе идеи и преобразовать их в управленческие решения. Что мы и наблюдаем в развитых странах, которые на наших глазах формируют системы, втягивающие колоссальное число людей в процесс управления: через практику петиций, комментариев, разного рода грантов, конкурсов, когда люди, имея некий стимул, на основе своего жизненного опыта, выкладывают все, что они думают по какому-либо вопросу.

Функция разумной элиты – извлекать из своего (и не своего) народа максимум идей. Мы иногда гордимся, глядя на талантливого человека: «Вот, самородок!» А таких тысячи, просто их вовремя не увидели. В итоге они не попали в нужную образовательную среду, где можно было бы с ними работать. Элита в информационном обществе по-прежнему спускает вниз оформленные модели жизнеустройства, но создает их, опираясь на интеллект самого общества. И чем больше входящих и обрабатывающихся сигналов, тем шире возможности создать хорошую модель. Чем таких сигналов меньше, тем модель скуднее.

В управлении есть метод «мозгового штурма», так вот мы вступаем в эпоху, когда участниками условного мозгового штурма могут стать тысячи, сотни тысяч людей. Задача элиты – создать механизмы работы этого метода на таких мега-аудиториях.

- Роль системы образования здесь очевидна. Но не кажется ли вам, что привычный для нашей страны способ управления этой сферой противоречит потребностям времени?

- В целом позиция российского министерства образования мне представляется достаточно разумной. Нормативные документы ориентируют нас на инновационный путь. Вузы сегодня имеют достаточно возможностей для самостоятельного наполнения учебных планов. Наша беда (здесь виноваты и вузы, и региональные, федеральные органы управления) – прогрессирующая бюрократизация. То, что рано или поздно систему погубит. С каждым годом возрастает непроизводственная, нерациональная нагрузка на преподавателя и на все службы вуза. Связано это, в первую очередь, с документальным сопровождением учебного процесса. Оно избыточно. Не хочу, что называется, нагнетать, но рост отчетности начинает подавлять творческую активность преподавателя. Мои контакты с коллегами из вузов разных городов страны обширны. И нет ни одного, кто бы ни жаловался на рост «бумагооборота», забирающего много сил и времени, без какого-либо положительного эффекта для образовательного процесса. Очень не хочется, чтобы российская система высшего образования начала функционировать по закону Паркинсона.

- Влияет ли на это система оценки деятельности вузов? Аккредитация, например.

- Если коротко, конечно, влияет. В развитых странах нет государственной аккредитации высших учебных заведений, тем более, принудительной. Она везде общественная и добровольная. Получил лицензию – работай. Если нет претензий по налогам, жалоб студентов, нарушений лицензионных требований, - живи спокойно. За рубежом, когда вуз желает стать заметнее, привлечь более серьезную публику, повысить, например, плату за обучение, он пытается пройти общественную аккредитацию через негосударственные агентства. Сам их приглашает и сам в эту процедуру втягивается. У нас же аккредитация тотальная и принудительная.

В итоге получается, что все дипломы – МГУ или филиала любого провинциального вуза – имеют одинаковый статус. Понятно, есть сложившиеся бренды, к которым люди привыкли давно. Но с точки зрения логики аккредитационного процесса, совершенно неясно, чем выпускники одного вуза отличаются от выпускников другого.

Для научно-педагогических работников аккредитация это, нередко, стресс. Отсюда - стремление довести документацию до идеала, причем, с запасом. Нигде нет жестких требований к оформлению, но шлифуют все - вплоть до идентичности шрифтов.

- Можно ли как-то бюрократическую нагрузку снизить?

- Есть общественные советы при министерствах, Общественные палаты, в том числе, региональные. Там необходимо эти вопросы поднимать. Огромное количество пунктов инструкций по проверке просто не нужно. Никто не может объяснить, зачем проверять журнал посещаемости, запись тем в журнале, соответствие этих тем учебно-методическому комплексу. Как это может повлиять на качество образования?! Знаю великолепных педагогов, которые из принципа не отмечают присутствие студентов на своих занятиях. При этом у них и явка высокая, и проблем с успеваемостью нет. Еще один важный нюанс, доставшийся нам по наследству от советских времен, – бюджетное обучение.

Сегодня человек, поступивший на бюджет, может учиться на «тройки», но до выпуска ему гарантировано бесплатное образование. В то же время, рядом на «пятерки» учится платник, но местами они не поменяются. Совершеннейший атавизм, ложное понимание принципа социальной справедливости, ослабляющее конкуренцию между студентами! Со второго курса оплата за обучение должна быть плавающей. Человек должен знать: если не защитит свое место на бюджете, оно уйдет к тому, кто лучше старался. А в следующем году можешь опять перевестись на бесплатное обучение, если лучше себя проявишь: что-то изобретешь, подашь ценную идею, статью напишешь и желательно не одну, проект разработаешь. Если будет очевидно, что в профессии живешь, а не просто до выдачи «корочек» время тянешь. На одно стипендиальное место должно приходиться не менее двух претендентов (лучше больше) для того, чтобы была конкуренция.

- А не вредит ли качеству образования платное обучение?

- Нет, не вредит. Я бы даже сказал, помогает. Если в вузе правильно поставлен процесс обеспечения качества образования – никаких проблем. Я вообще считаю, что «вход» в вуз должен быть свободным для всех желающих (за их счет, конечно). Не правильно ограничивать человека в праве на шанс, на возможность. Но реализация такого права – это риск самого человека. Не выполнил учебный план – оставайся на второй год (и плати второй раз) или отчисляйся, иди в техникум, устраивайся на работу. В этом случае и решение о поступлении в вуз будет приниматься более ответственно. Ведь личными деньгами человек рискует.

Кстати, вуз должен всячески приветствовать совмещение студентом учебы и работы по специальности. Вплоть до создания индивидуальной траектории обучения. Чем раньше студент начнет зарабатывать деньги с помощью своей профессии, тем лучше для вуза. Это и есть одно из объективных свидетельств качества образования.

- Не пытается ли вузовский преподаватель ломать вчерашнего школьника под себя.

- Скорее наоборот. Вчерашнего школьника приходится раскрепощать, побуждать к самостоятельности, инициативе и творчеству. В вузе инициатива студента приветствуется. В высшей школе преподаватель рад любому проявлению искры Божией, потому что у студента может родиться, например, научная статья, и педагог в качестве научного руководителя в этом заинтересован. Выпускник может стать магистрантом, а, затем, аспирантом. Да и просто радостно видеть, как молодой человек развивается, становится личностью и профессионалом.

- Разве преподаватель, находясь под бюрократическим давлением, не транслирует его на студента?

- Нормальный педагог в студенческой аудитории, наоборот, душой отдыхает. Он приходит туда получить глоток свежего воздуха в виде общения. Многие коллеги откровенно говорят: «Сегодня у меня целых шесть часов аудиторных занятий – какое счастье!» А вот «свободный день» нередко посвящается созданию за компьютером какого-нибудь фонда оценочных средств. А летний отпуск, как правило, тратится на то, чтобы написать статьи, восполнить долги по количеству научных публикаций, создать нечто творческое, потому что в течение учебного года на это почти нет времени. Чтобы в педагогической профессии, несмотря все ее сложности, достигать высоких результатов, нужно ее любить. Случайные люди в системе высшего образования долго не держатся.

- Остаются лучшие?

- Думаю, да. Если проанализируем составы кафедр вузов, поймем: у нас хороший потенциал. Другое дело, что зарплата в 18 тысяч рублей – плохой стимул. Но речь не о том, чтобы повысить ее всем на пять тысяч. Какая разница – 18 или 23 – это ничего принципиально не изменит. Необходима новая формула того, как преподаватель может существенно больше зарабатывать. И она не только в приказе о повышении зарплаты.

- А в чем еще?

- А в том, например, что преподаватель должен реализовывать свой профессионализм работая в реальном секторе экономики. Тот педагог специальных дисциплин, который не работал или не работает в настоящий момент в реальном секторе, вряд ли может правильно интегрировать туда ученика. Преподаватель, познающий свою профессию только из книжек, - не то, что нужно. Необходимо создавать условия для того, чтобы педагоги могли совмещать свою деятельность в вузе с работой в организациях реального сектора в качестве консультантов, специалистов соответствующего профиля. Я знаком с десятком вузовских преподавателей, параллельно работающих на руководящих должностях в организациях, имеющих свой небольшой бизнес. У них и с доходами все нормально, и студенты к ним тянутся, и страха потери работы нет. Люди то они самодостаточные.

- В чем миссия современного высшего образования?

- Если чуть упрощенно – готовить специалиста и личность завтрашнего дня. Мир вошел в период смены парадигм общественного развития, а мы зачастую пытаемся передать молодому человеку опыт прошлых лет. Только вдумайтесь, по уточненным прогнозам уже в 2029 году (через 15 лет) компьютер пройдет тест Тьюринга! В 2039 году (через 25 лет) нанокомпьютеры будут имплантироваться в мозг человека! В 2044 году (через 30 лет) небиологический интеллект станет разумнее биологического. Те, кто сегодня приходят на первый курс станут основной производительной силой общества именно в эти годы. Наша миссия сегодня сделать все, чтобы у них получилось завтра!